Македонская критика французской мысли (Сборник)
Шрифт:
– По-моему, не смешно, – сказал собеседник. – Теперь-то вы хоть вспомнили, кто я?
– Да, – сказал Петр Петрович и сделал какое-то странное движение головой – не то поклонился, не то втянул ее в плечи.
– Слава Богу. И что же вы, решили на меня прыгнуть, чтобы проверить, отражение я или нет? А про тарзанку болтали, чтобы голову мне заморочить?
– Что вы, нет! – воскликнул Петр Петрович, оторвав одну руку от электрического шланга и приложив ее к груди. – То есть сначала я, может, действительно хотел вас отвлечь, но только сначала. А как заговорил, так
– Странные какие-то вещи вы говорите, – сказал собеседник. – Я начинаю даже опасаться за ваш рассудок. Подумайте – идти два часа рядом, разговаривать и при этом всерьез думать, что напротив вас ваше отражение. Ну разве может такое происходить с нормальным человеком?
Петр Петрович задумался.
– Н-нет, – сказал он, – не может. Действительно, со стороны это дико выглядит. Говорящее отражение, которое к тебе спиной идет... Тарзанка какая-то... Но, знаете, изнутри все это было так логично, что, если бы я вам пересказал ход своих размышлений, вы бы не удивлялись.
Он поднял глаза. Луна над крышей напротив ушла за длинную тучу с рваными краями. Отчего-то это показалось ему недобрым знаком.
– Да, – заговорил он опять, – если проанализировать подсознательную мотивацию моих действий, то я, видимо, просто хотел на секунду восторжество...
– Насчет отражения, – перебил собеседник, повысив голос, – это я бы еще мог принять, ладно. Но куда более странным мне кажется то, что вы наплели про тарзанку. Насчет того, чтобы ноги оторвать от земли и что-то такое понять. А чего вы, собственно, понять-то хотите?
Петр Петрович поднял взгляд, глянул в глаза собеседнику и сразу же перевел взгляд на его бритую голову.
– Ну как что, – сказал он. – Даже неудобно банальности говорить. Истину.
– Какую истину? – спросил тот, опять накидывая капюшон. – Про себя, про других, про мир? Истин полно.
Петр Петрович задумался.
– Видимо, про себя, – сказал он. – Или лучше так: про жизнь. Про себя и про жизнь. Конечно.
– Так вам что, сказать? – спросил собеседник.
– Ну скажите, если знаете, – с внезапной враждебностью ответил Петр Петрович.
– А вы не боитесь, что эта истина окажется для вас котом в мешке? – спросил собеседник таким же враждебным тоном и кивнул головой куда-то назад.
«Намекает, – подумал Петр Петрович, – издевается. На психику давит. Только не на такого напал. Да и что это за садизм такой? Ну дернул его за плечо, так ведь извинился потом».
– Нет, – сказал он, распрямляя плечи и вперивая взгляд прямо в глаза собеседнику, – не боюсь. Валяйте.
– Ну хорошо. Вам что-нибудь говорит слово «лунатик»?
– Лунатик? Это что, который ночью не спит, а по карнизам разгуливает? Ну знаю... О Господи!
Неожиданное пробуждение было больше всего похоже на тот самый прыжок в холодную воду, о котором Петр Петрович пытался рассказать своему безжалостному спутнику, – и не только потому, что стало заметно, как вокруг холодно. Петр Петрович посмотрел себе под ноги и увидел, что тонкая дорожка серебристого цвета,
Под карнизом была пустота, а за этой пустотой, метрах в тридцати внизу, горели удвоенные лужами фонари, подрагивали от ветра черные кроны деревьев, серел асфальт, и все это, как с ужасом осознал Петр Петрович, было абсолютно и окончательно реальным – то есть не оставалось никакой возможности как-нибудь проигнорировать или обойти тот факт, что он, в нижнем белье и босиком, стоит на огромной высоте над ночным городом, чудом удерживаясь от падения вниз. А удерживался он действительно чудом – его ладоням было совершенно не за что ухватиться, если не считать крошечных неровностей бетонной стены, и стоило ему чуть-чуть отклониться от ее сырой и холодной поверхности, как неумолимая сила тяжести увлекла бы его вниз. Недалеко от него, правда, висел электрический кабель – но, чтобы дотянуться до него, надо было сделать несколько шагов по карнизу, а об этом нечего было и думать. Скосив глаза, он увидел внизу далекую автостоянку, сигаретные пачки машин и крошечный пятачок пустого асфальта, словно специально оставленный кем-то для него.
Главным же свидетельством того, что открывшийся ему кошмар окончателен, был запах догорающей где-то неподалеку помойки – запах, который сразу снимал все вопросы и как бы содержал в себе самодостаточное доказательство окончательной реальности того мира, где такие запахи возможны.
Шквал страха затопил душу Петра Петровича, за долю секунды вымыв оттуда все остальное. Пустота за спиной засасывала, и он распластался по стене, совсем как предвыборная листовка малоизвестной партии, не имеющей абсолютно никаких шансов на победу.
– Ну как? – спросил собеседник.
Петр Петрович осторожно – чтобы второй раз не увидеть пропасть под ногами – глянул на него.
– Прекратите, – тихо, но очень настойчиво попросил он, – пожалуйста, прекратите! Я ведь упаду!
Собеседник хмыкнул.
– Как же я могу это прекратить? Это ведь не со мной происходит, а с вами.
Петр Петрович понял, что собеседник прав, но в следующую секунду он понял еще одну вещь, и это мгновенно наполнило его негодованием.
– Да ведь это подло, – волнуясь, закричал он, – это ведь каждому человеку можно такую гадость объяснить, что он лунатик и над пустотой стоит, просто ее не видит! На карнизе... Ведь только что... А тут вот...
– Верно, – кивнул собеседник. – Даже и сами не представляете, до чего вы это верно подметили.
– Так зачем вы со мной такое сделали?
– Слушайте, вас не поймешь. То у вас одно на уме, то другое. Сами ведь только что размышляли, куда можно залететь на тарзанке. Даже растрогали меня, честное слово. Опять же, истину хотели услышать. Это, кстати, еще и не самая последняя.
– Так что же мне теперь делать?
– Вам? А ничего не надо, – сказал собеседник, и вдруг стало заметно, что он особенно ни за что не держится и даже стоит как-то немного под углом. – Все образуется.