Македонский
Шрифт:
Я, наконец, закончил с завтраком, отставил дискос на стол и вытер руки о недоеденный мякиш хлеба. Пора на совет. Я был полон решимости выполнить задание, хотя до сих пор не понимал механики игры, но решительно разбирался с лором, оказавшимся весьма и весьма насыщенным на персонажи. И во втором случае совет военачальников оказался как нельзя кстати — там я мог ближе познакомиться с людьми, поддерживающими меня и одновременно увидеть тех, кто выступает против.
Я поднялся с кровати и вышел из покоев. На пороге ожидали телохранители царя. Эти люди, которых насчитывалось семь человек ни на шаг не отходили от дверей царских покоев, дублируя дворцовый караул. Командовал ими
Вместе с телохранителями чуть поодаль от дверей стоял Аристотель. Пердикка наотрез отказался пускать старика в мои покои, и он терпеливо дожидался своего часа в коридоре, а при виде меня улыбнулся, помахал рукой.
— Мой повелитель! Дай пройти, Лисимах.
Старик попытался протиснуться мимо одного из телохранителей, но здоровый детина с неровным ирокезом на голове, рельефной мускулатурой, бычьей шеей и гладковыбритый, перегородил Аристотелю дорогу. Ничего не осталось от былой почтительности, которую эти ребята демонстрировали вчера. Я предположил, что это связано с тем, что в няньке в лице деда я больше не нуждался.
Лисимах.
Преданый соратник Александра Македонского
Диадох.
Будущий правитель Фракии и Македонии.
А вот эти вот «будущий правитель» мне пришлись не по нраву.
— Тебе стоило бы научить фессалийца манерам! — всплеснул руками старик, обращаясь к начальнику царской охраны, но тот только улыбнулся.
Я положил руку на плечо телохранителя, перегородившего дорогу старику.
— Пропусти, дед со мной.
«Повелитель, не положено по протоколу».
Сообщение прилетело в чат с телохранителями от Лисимаха, я не ответил, а только зыркнул на своего телохранителя так, что тут же повиновался и отошел. Наблюдать как здоровый детина с ирокезом повинуется каждому сказанному ему слову будто марионетка было непривычно. Интересно… насколько далеко можно зайти в распоряжениях? Все еще под впечатлением после прочитанного о «будущем правители», я решил протестить свой вопос на практике.
— Слышь, накаченный, упал и отжался! — распорядился я.
Лисимах заслышав мой приказ рухнул на пол и принялся отжиматься. Я приподнял бровь, впечатляет.
— Вставай, хватит.
Телохранитель также стремитель поднялся. Он успел отжаться раз тридцать или около того, но даже не запыхался и не вспотел.
Аристотель, прихрамывая, подошел ко мне. Как бы не хорохорился старик, но после того, как он вчера тащил меня на своем горбу к покоям, у Аристотеля разболелась нога.
— Как спалось?
— Дед, мы идем на совет? — ответил я, не горя желанием завязывать диалог. — Вот шуруй молча, а то скажу накаченному, чтобы удалил тебя обратно.
— Выглядишь паршиво, хочу сказать, — хмыкнул Аристотель, пропуская мои угрозы мимо ушей.
— Ты выглядишь не лучше.
Аристотель коротко кивнул, в один миг лицо его сделалось серьезным, кислым, будто бы он съел целый лимон за раз.
— Если серьезно, ты подумал над тем, что я говорил вчера? — поинтересовался он.
— Ты говорил много, над чем я должен был думать?
— Я говорю про твой путь, — шепотом сказал старик, оглядываясь на телохранителей.
Вот реально
— Для начала, я поговорю с полководцами и приму арабов, — все же сказал я. — Потом поговорим об остальном, лады?
— Что ж, — брови старика сделались домиком. — Решение имеет право быть, я бы даже назвал его взвешенным и достойным повелителя.
По пути к залу совета я был взят в плотное кольцо телохранителями, но все же ухищрялся рассматривать убранство места, в котором оказался. Аристотель в своих речах не раз называл здание дворцом, вот теперь появилась реальная возможность убедиться, что это действительно так. Коридоры наверху и близко не имели ничего общего с подземными ходами, где царила сырость, на стенах проглядывался мох, а в большинстве случаев не было освещения. Над землей все отличалось убранством, изысканностью и дороговизной. Никто не жалел денег на яркое освещение, а среди коридоров дворца в местах докуда не доходили прямые солнечные лучи было светлее чем днем на улице. Повсюду стояли статуи из кости, камня и металлов, в основном позолоченные, если не целиком золотые. Статуи изображали сказочных животных и людей, застывших по задумке скульптора в самых разнообразных позах. Я обратил внимание, что на головах статуй одеты венки из свежих роз. На людях, запечатленных на статуях, практически не было одежды. Одновременно встречались поделки из дерева, в основном резьба, но такой красоты, что мимо них не провести взгляд. Голый камень стен украшался драгоценными камнями, где-то фресками, картинами, свитками с различными надписями. Македонский не жалел сил и средств, чтобы украсить дворец и сделал из него произведение искусства мирового масштаба. Я в отличии от телохранителей и тем более Аристотеля то и дело оглядывался, рассматривал красивые фигурки и необычные камни, призывая на помощь систему, когда хотел узнать более подробную информацию. Остальным подобный уклад казался настолько обыденным, что глаз их оставался замыленным, а все вокруг примелькалось.
Через несколько минут мы подошли к залу совета. Пердикка открыл дверь, первым зашел внутрь. Как ни крути, но в одном Аристотель прав на все сто. Если Александр Македонский окружил себя столь внушительной личной охраной из древнегреческих быков, не отступавшей от него ни на шаг и следовавшей за царем по пятам, куда бы он ни двинулся, чтобы не задумал, резонно предположить, что царю есть чего опасаться, а значит у него много врагов. В таком случае не удивительно, что среди ближайших сторонников Александра могли оказаться люди двуличные, готовые предать. Но я уже решил, что с такими особями у меня будет короткий разговор — ксифос я взял для того, чтобы перерезать предателям глотки.
С этими мыслями я вошел в просторный зал. Посредине зала стоял стол, накрытый так, будто вместо собрания у нас намечался очередной пир. Горы тарелок, блюда, чаши вина. За столом сидели полководцы, рожи многих из них я припоминал по вчерашней пирушке и сейчас с трудом, но все же узнавал их в лицо, без подсказок системы. Полководцы при моем виде поспешно вставали со своих мест, почтительно кланялись, но не в пол, а больше для вида.
Двое телохранителей остановились у дверей, ведущих в зал. Лисимах и Пердикка последовали к столу и замерли у места, предназначенного для Македонского, куда я и последовал. Я заметил, что как минимум двое из моих называнных соратников все еще пьяны и не отошли от ночной попойки.