Макет мироздания
Шрифт:
— Ложись на пол, — приказал старший. Теперь в его голосе не было даже тени какого-либо выражения.
Анмай пропустил приказ мимо ушей: он вовсе ему не понравился.
— Тогда мы прострелим тебе ноги и все равно привяжем здесь. Считаю до трех…
Сомневаться в его словах не хотелось. С отвращением к себе Анмай подчинился. Его руки и ноги быстро привязали к вделанным в стены стальным кольцам, растянув их так сильно, что он даже не мог шевельнуться.
— Теперь ты будешь говорить правду, Анмай, — сказал старший, подходя вплотную. — Сначала ты скажешь, что вы сделали с Уркусом.
— С кем?
— С моим сыном, которого вы захватили!
— Он был в полном порядке, когда я попал в плен.
— А зачем вы его схватили? Вы пытали его?
На это Анмай уже ничего не мог ответить. Старый ару вынул из-под своего балахона кинжал и приставил его к обнаженной груди файа, точно против сердца.
— Что вы делали с ним? Я вырежу тебе сердце, если ты будешь молчать.
Анмай не ответил, но сердце у него ушло в пятки. Эта тварь могла отрезать ему пальцы, или выколоть глаза, — и, самое страшное, ее явно не интересовал его ответ. Вдруг острие кинжала, проколов кожу, уперлось в его нижнее ребро. Он вздрогнул. Не может же наяву…
— Я повторяю, что вы делали с ним?
Ару нажал на рукоять, ребро захрустело. Анмай дернулся от пронзившей грудь дикой боли, но не издал ни звука. На лице ару появились сразу ярость и скорбь.
— Значит, вы действительно пытали его…
Старик загнал острие кинжала под его кожу, подцепив ее вырезом на лезвии, потом потянул его назад, разрывая ее. Прочная кожа файа поддавалась с трудом. Ару пришлось тянуть изо всей силы. Острие со скрежетом, толчками поползло по кости. Анмай бешено рванулся — раз, другой, но ремни держали мертво. От боли его замутило, мир под сжавшимися веками окрасился в желтый цвет. Он зажмурился, чувствуя, как по его боку течет теплая струйка, его плотно сжатые губы вздрагивали. Главное — не закричать…
Ару поддел вырезом на лезвии обнажившееся ребро и начал вытягивать его. Ощущение было очень неприятным. Скорее от страха, чем от боли Анмай заорал так, что даже у него самого зазвенело в ушах. Ару отпрянул, кто-то из его неосмотрительных собратьев попытался зажать файа рот. Анмай сомкнул челюсти, с наслаждением услышав, как хрустнула кость. На языке появился чудесный вкус крови. В следующий миг от зверского удара по голове у него посыпались искры из глаз, но он был доволен. Старик, как ни странно, тоже. Он провел окровавленным острием по судорожно сжавшемуся животу Анмая.
— Знаешь, совсем не забавно пытать малодушных врагов. Только смелого врага можно убить так, чтобы было, что вспомнить. Я бы с радостью сделал это, но нам нужно многое узнать от тебя. Моя месть подождет. Начинайте!
Старик отвернулся. Затем троица безмолвных палачей открыла свои сумки, извлекая инструменты и приборы. Анмай узнал трансформатор с пучками проводов и зажимы. Все эти вещи были знакомы ему из тех диких описаний зверств, что он читал на Хаосе. Он зажмурился и замер, охваченный противным, липким страхом. В принципе, ему очень повезло — каленое железо и ножи были бы несравненно хуже — но, когда такие вещи идут в ход, все кончается за несколько часов. Так же его могли терзать годами, пока он окончательно не сойдет с ума.
Палачи подошли к нему, перебирая инструменты. Анмай перестал дышать, все его мышцы непроизвольно напряглись. Он вздрогнул, ощутив равнодушные прикосновения чужих рук. Затем мочки его ушей сильно сжал холодный металл, покрытый чем-то липким, донеслось щелканье. Он замер, ожидая боли, но ее пронзительный удар все же застал его врасплох. Еще хуже оказались дикие судороги, ужаснувшие его своей силой: Анмай боялся,
Через несколько секунд, показавшихся вечностью, боль утихла. Ему приказывали говорить, спрашивали, — он ответил самой черной бранью и через миг боль вернулась. В голове файа не осталось никаких мыслей — одна яростная, испепеляющая ненависть. Она одна не давала ему утонуть в океанах боли — он почти не чувствовал или, точнее, не сознавал ее. Перерывы, вопросы отчасти давали ему опомниться, но едва включали ток, все возвращалось.
Анмай не знал, сколько продолжалась пытка, но страшные, сводящие с ума удары вдруг прекратились. С его обожженых ушей сняли электроды. Над ним вновь склонился старший ару.
— Что ж, раз ты не желаешь разговаривать, придется прибегнуть к особым средствам…
Теперь палачи разнообразили приемы, прикладывая электроды к наиболее чутким местам его тела. Это тоже было зверски больно… но все же, не настолько мучительно. Теперь Анмай мог бы объяснить им, что самое страшное при пытке током — когда электричество проходит через мозг и ослепленный болью пленник лишается рассудка от судорог и страха. А подобные изощрения конечно, унизительны, но куда менее эффективны. Понятно, что он не стал этого делать. Он кричал, рвался, выл и корчился. Потом остались только бешеные судороги и боль. Темнота подступала все ближе и, наконец, его принял сон без сновидений.
Он очнулся от мучительной, палящей боли. Кроме нее в мире не осталось ничего — только жажда и страх. Коснувшись разодранного бока Анмай вздрогнул — рану покрыла тугая корка из плотной, похожей на резину массы. Он испуганно отдернул руку и лишь потом понял, что это его кровь — свернувшаяся, измененная Файау кровь. Под нее, казалось, налили кипятка пополам с кусачими муравьями. Даже дышать оказалось дико больно. Он все еще ощущал тупой скрежет стали, царапающей живую кость.
Мысль о том, что скоро начнется новая, еще более страшная пытка, наполнила Вэру невыразимым ужасом — все его мышцы выли, сожженная кожа горела, а ниже живота словно зияла рана. Хуже боли было только мерзкое чувство бессильного унижения. Этот эпизод Анмай изо всех сил старался забыть, но он только становился четче. Когда он обделался от боли, ару заржали, как сумасшедшие, и именно это оказалось гаже всего…
Сейчас, вспоминая об этом, он чувствовал лишь бесконечный, мучительный стыд, столь сильный, что хотелось умереть. Это было нетрудно — еще на Хаосе его, как и любого Высшего, обучили, как остановить сердце усилием воли, чтобы умереть безболезненно и быстро — потому, что даже самого стойкого палачи рано или поздно превратят в безвольную скотину и это будет стоить жизни еще многим. Далеко не все могли этому обучиться, но Анмай был хорошим учеником. Единственное, что удерживало его теперь от бегства во тьму — подлый, животный страх перед смертью. Это пугало Вэру больше, чем все остальное, и он постарался убедить себя, что пока он жив, есть надежда. Он сможет сбежать — как-нибудь, когда-нибудь. А тогда он сможет рассчитаться за все…