Маковый венец
Шрифт:
Госсенс побагровел еще сильнее.
– Что за грязные намеки?!
– Никаких намеков, только факты, и только самые любопытные из них. У меня на руках с десяток адресов подростков из трущоб, с которыми ваша покойная женушка водила довольно близкое знакомство. Не выпучивайте глаза так сильно, вам не к лицу. Думаю, вы были в курсе ее странных предпочтений, но, ввиду наследных капиталов, от которых зависели, смотрели на это сквозь пальцы. И, в итоге, один из мальчиков, не вынеся надругательств, вынес ей вердикт, вскрыв почтенной фрау горло и подвесив ту на перилах моста через пятый канал. Вы ведь читали статьи о Стекольщике? Вижу, что
Госсенс выглядел так, будто вот-вот бросится и вгрызется собеседнику в лицо, и будет рвать до тех пор, пока не увидит белизну кости. На его лбу вздулась вена, пальцы самой неблагородной формы стиснули нож для писем. Вряд ли он пустит его в ход. Уильям ждал, сложив руки на груди. Пауза затягивалась.
Уилл зевнул в кулак.
– Время почти истекло, – деликатно напомнил он.
– Чего вы хотите от меня?
– Ну, наконец-то вы заговорили, как деловой человек! – всплеснул руками Хофман и принялся загибать растопыренные пальцы. – Во-первых, больше не пытайтесь меня убить, это старомодно. Во-вторых, не препятствуйте моим отношениям с Домом Зодчих. Скажу вам по секрету, у главы Гильдии весьма милый кабинет. К тому же, вы сами упомянули вопиющее скудоумие герра Воренбаха.
– Вы хотите стать главой?! – чуть не задохнулся Госсенс. – Это немыслимо!
– Отнюдь. Как только мне будет принадлежать больше половины казны Дома, я намереваюсь сместить нашего общего знакомого. И случится это очень скоро. Вам ли не знать, что деньги решают все, а у меня их достаточно…
Госсенс оскалился.
– О, да вы не знаете, во что ввязываетесь. Вы и понятия не имеете, что грядет. Ваш капитал обратится в прах, а сами вы пойдете по миру. Так что удачи на этом поприще, молодой человек. Свою могилу вы роете сами.
Уиллу подумалось, что последние слова можно отнести ко всем, кого он знает и знал.
Глава 2. Честь идальго
– Ты пьян.
Лицо девушки было наполовину скрыто тенью, мерцание свечей едва касалось ее заостренного подбородка, ключиц и обрисовывало линии горько изогнутых губ. Он не мог видеть ее глаз, но знал, что она смотрит прямо, не отводя взгляд от его безумств. Не мигая, точно статуя.
Дон рассеянно оглядел в который раз разгромленный кабинет. Все вокруг двоилось и плыло. В последнее время он часто бывал буен. Девушка поджала ноги. Не от прохлады и не из опасения поранить босую ступню об осколки, усыпавшие пол. Чтобы удобнее было наблюдать.
– Так пей со мной, – прозвучало не так уверенно, как он того хотел. Больше похоже на мольбу.
Нет ответа.
Раньше она соглашалась. Или делала вид, что согласна. Но он не винил ее в притворстве – душа Луизы Спегельраф была заперта на семь замков, и дверь в нее обшита стальными листами, которые не взять ни одной пуле. Горе и ненависть придавали чертам девушки жесткость, даже когда усмешка разрезала ее лицо.
Иногда Борислав задумывался: как смотрит она, когда свет гаснет? Смыкает ли веки, представляя на его месте другого, или смотрит
Их связь, спасительная и ядовитая, дарила только временное облегчение, которое сходило на нет к утру.
– Ты не пьешь. Я видел, как ты подносишь стакан ко рту и отставляешь полным. Табак ты крошишь в пальцах, даже если он тлеет. Ты почти не ешь, и я ни разу не застал тебя спящей, – «потому что ты уходишь до рассвета», подумал, но не сказал он. – Ты вечно делаешь вид. Со мной тоже?
Луиза пожала плечами, и широкий вырез рубашки соскользнул, оголив кожу, усыпанную бледными веснушками; в их созвездиях затерялись белые лунки шрамов. Он помнил на ощупь, что на левой груди у нее точно такие же.
– Я говорила, что из меня плохая замена. Кому угодно.
Борислав не стал спорить. Говорила и не раз. Но он предпочитал не слышать.
Милошевич поднял с пола чудом уцелевшую бутылку, на дне еще плескался шнапс. Отпил жадно, швырнул о стену. Стекло брызнуло и осыпалось. Луиза даже не шелохнулась.
– Ты будто мертвая!
Тихий смешок. Сиплый, совсем не девичий, неприятный. Жизель хохотала, запрокинув голову, держась за бока, иногда до слез.
– Болтают, что у меня нет сердца, – Луиза встала и сделала шаг к нему. – А это почти одно и то же. – Другой, третий, на цыпочках по стеклу, по щепкам, по обрывкам бумаг, по прохладным глиняным плитам пола. На ступне чернела татуировка в виде крысиного следа. – Так чего же ты от меня хочешь? Убедиться в этом или в обратном? – Луиза положила ему руку на грудь, не мигая, заглянула в лицо. – Смирись, Дон. Все мы здесь мертвецы.
И он смирился.
Чтобы дверь не скрипнула, ее следовало приподнять в петлях, вверх и влево. И, хотя Борислав спал крепко, раскинувшись на постели и сотрясая воздух не то стонами, не то банальным храпом, Луиза всегда старалась не шуметь.
Сапоги с подкованными каблуками она несла в руках, пока не оказалась у выхода на улицу.
Утро было ранним: еще можно было застать туман, стелющийся по бледной траве – он плескался в мелком пруду, ползал по камням дорожки, ведущей к порогу дома, занятого Доном. Прохладно.
Вместе с солнцем вернется ненавистная жара.
Картель Милошевича расположился на территории старинного поместья, которое он приобрел взамен проклятой Белой Усадьбе. Здесь было больше земли и больше открытого неба. Меньше тени.
Вдалеке кто-то громко считал до двух, раз за разом. По голому полю бегали мужчины, нарушившие устав. Армия наемников оказалась таковой не только по числу бойцов, но и по внутренней организации.
Луиза села на крыльцо, обулась, постучала каблуком о ступень и пошла прочь, запахнувшись в синюю куртку, вышитую цветами и ликом Санта Муэрте. Лу не могла заставить себя расстаться с ней, пока все не будет кончено.
В безлюдье и в тумане легко ощутить себя призраком, духом без плоти и голоса. Это чувство не оставляло Луизу и днем – мало кто стремился обменяться с ней словом или взглядом.
Поначалу, когда она только присоединилась к картелю, находились смельчаки и глупцы, которых будоражила ее дурная слава. Они набивались ей в учителя по стрельбе, по рукопашному бою или по вождению мобиля, но вскоре остывали и отдалялись. Быть может, им нашептывали, где и с кем она проводит ночи, а может, Луиза сама их отталкивала. Второй вариант нравился ей больше.