Максимализмы (сборник)

Армалинский Михаил Израилевич

Недавно мне стало известно, что Оля Т. покончила жизнь самоубийством. Вот вам и «Дом на набережной» Карповки. Правильно, что мальчишки держались от него подальше.

Ещё один дом

babs71 раскопал ещё один дом, который стоит в моём детстве. Пройти мимо него я раньше не мог, а теперь и подавно.

С первого по седьмой класс мимо дома Савиной я ходил каждый день в школу и обратно, взглядывая на мемориальную доску и дивясь необычности архитектуры этого дома. Он всегда страшил, как тёмный замок, и фамилия «Савина» звучала мистически.

В этом доме жил мальчик из нашего класса Миша С. Это был необычный мальчик, как и дом, в котором

он жил, – до класса третьего он в основном играл только с девочками и даже ходил с ними в женский туалет. Миша услужливо смеялся и вёл себя подобострастно, в том числе и со мной.

В то время я собирал монеты, нумизматничал то бишь. Особо ими не увлекался, а так – держал добытые монеты в жестяной коробке из под конфет, время от времени их разглядывая.

Как-то я рассказал Мише, что собираю монеты, и он предложил подарить мне свои старинные монеты, которые он, оказывается, тоже собирал. После школы мы пошли в дом Савиной – меня поразили там огромные просторные лестницы. В квартиру он меня не пригласил, а вынес на лестничную площадку монеты тоже в жестяной коробке. Я бросился, бренча ими, домой и, рассыпав на столе, восторженно стал их разглядывать.

А на следующий день Мишин отец пришёл в школу разгневанный. Оказывается Миша взял коллекцию отца и подарил мне. Так что пришлось мне эту драгоценность возвратить. Больше Миша никаких услуг не пытался мне оказывать, и вскоре перестал ходить в женский туалет, но продолжал жить в доме Савиной.

Дом сожалений

Архитектурное путешествие по моему прошлому продолжается без всяких усилий с моей стороны – babs71 выложил очередной фоторассказ про дома, соседствовавшие с моим, а значит наделённые исторической значимостью.

Все мужчины, вспоминая прошлое, имеют разной длины перечень женщин, которых они могли поиметь, но в силу различных обстоятельств не поимели. Каждая женщина из этого списка подобна занозе, и никакие длиннющие списки последовавших любовниц не в состоянии справится с пусть малой, но противной болью, которую вызывают воспоминания об этих неиспользованных возможностях, то есть телах.

Одной из моих самых ранних подобных заноз была Тамара Ст. Она жила в одном из описываемых домов и дело было (вернее дела не было) в шестом или седьмом классе. После седьмого я ушёл в школу рабочей молодёжи, так что время – плюс-минус год – но хотелось бы, чтобы минус, тогда можно было бы сделать скидку за это позорище из-за меньшего возраста. Таким образом, мне было (лучше) 13 или (хуже) 14 лет.

В одном из этих домов (не помню в каком) жила Тамара Ст. Ей было столько же лет, но она уже стала полностью сформировавшейся женщиной, единственной такой в нашем классе. Высокая, чуть выше меня, хотя я тогда в классе был одним из самых высоких ребят, с большой грудью, дыбящейся сквозь форменное коричневое платье, с крутыми бёдрами и очаровательным задом, со стройными крепкими длинными ногами. Лицо томно-ленивое говорило: отвяжитесь от меня, я созрела и должна заниматься более серьёзными вещами, а не какой-то там геометрией.

Именно помогать ей в геометрии назначила меня учительница.

Тамарин рот с полными губами и белыми зубами привлекал мой взгляд, тем более что из него раздавался низкий с хрипотцой голос бывалой женщины. Хотя вполне возможно, она была ещё девственницей. Этот голос дивил, манил и настораживал. Тамара мне нравилась, но в то же время я сторонился её – уж слишком она была взрослой женщиной, а я тогда плохо представлял, что можно с ней сделать. Слово «пизда» я прекрасно знал и произносил, но живьём ещё не видел и туманно фантазировал, как к ней подступиться.

Мы договорились, что я приду к Тамаре после школы объяснять геометрические теоремы. Не помню, была ли это

отдельная квартира или комната, но её родителей не было и Тамара поджидала меня одна. Мы сели за стол, я вытащил учебник и тетради и пытался что-то Тамаре твердить. Она снисходительно смотрела на меня, посмеиваясь, а я с важным видом долдонил что-то геометрическое. Тамара совершенно не воспринимала геометрию, а то что она восприняла бы, я не осмелился ей предложить. Думаю, она бы оказалась учительницей лучше, чем я и в значительно более интересном предмете.

Это было наше единственное занятие, после которого, как мне казалось, она ещё более иронически смотрела на меня в школе и посмеивалась, называя меня по фамилии.

Не знаю, все ли мужчины, вспоминая своё прошлое, мечтают вернуться в него, отроками и юношами, но со знаниями и опытом сегодняшнего зрелого самца, чтобы брать голыми руками голые тела девушек, которые были готовы для проникновения, но для которых ты тогда оказался ещё не готов. Не знаю, все ли мужчины мечтают об этом, но я мечтаю. Причём эти мечты вовсе не беспочвенны – наука вот-вот научится рулить временем в разных направлениях. И тогда я не усомнюсь, как этим открытием воспользоваться.

Тамара, ты будешь первой. Но клянусь – очень счастливой.

Мой дом – дом, который построил Левинсон

Левинсоновское кольцо вокруг меня, былого, сужалось: сначала Промка, потом Дом на Карповке, а теперь – в яблочко: мой дом на Кировском пр., 55, в квартире № 10 которого я жил с 1953 по 1976 год. До сих пор помню изначальный телефон: 33-01-50. Все его запоминали легко, включая девушек по моей образной системе: две тройки, пожарная команда и полсотни. А когда этот телефон предательски изменили на телефонной станции, я написал трагическое стихотворение:

Прощай мой номер телефонный,ты изменил, ты изменён.А я, в тебя ещё влюблённый,твоими цифрами пленён.Я их забыть не в состояньи,хоть и прошёл тот интервал,когда любое расстоянье,набрав их, преодолевал.Я помню, стоило поведатьтех цифр магический черёдвозлюбленной, чтоб вмиг победуодерживал над нею чёрт:из трубки голос в жёны метил,пока другой не выселял,который тоже цифры этивоспринимал как векселя.И непривычный вид цифиритеперь играет ту же роль,как в старой явочной квартирепеременившийся пароль.Так имя всё ещё любимойвоспоминанья осенит,когда его неотвратимоуж имя новое теснит.А имя новое не лучше,лишь непривычнее оно,его звучанье – новый ключикот чувств испытанных давно.Бороться с именем излишне,когда оно в ушах звенит.Так новым цифрам подчинившись,исправно телефон звонит.