Maktub. Ядовитый любовник
Шрифт:
— Кто видит человеческое лицо правильно: фотограф, зеркало или художник? Этим вопросом задавался Пикассо, — раздвигаю губы в широкой улыбке, позволяя любопытной леди попасть под мое обаяние.
— У вас наверняка нет ответа, — она выразительно скользит взглядом по стоящим вдоль стен полотнам с изображениями стройных обнажённых красавиц, искушающих своими совершенными телами; иногда шокирующих или вгоняющих в краску. Некоторые из них взывают недоумение или неприятие, но объединяет все работы один отличительный признак — лица девушек скрыты волосами либо чем-то еще, или же попросту размыты.
—
— Я пишу, моя дорогая, — снисходительно улыбаюсь я. — Рисуют дети.
— Любите Пикассо? Разве не ему принадлежат слова: «Каждый ребенок — художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста» — она явно довольна собой}, судя по триумфальной улыбке, сопровождающей цитату гения.
— Разбираетесь в живописи и художниках? — нахмурившись, интересуюсь я, присматриваясь к брюнетке более внимательно. Разрывая зрительный контакт, девушка снова смотрит на картину, а я на ее красивый профиль, слегка сморщенный носик и поджатые губы, покрытые розовым перламутром.
— Здесь невозможно дышать. Как вы работаете? — втянув воздух тонкими ноздрями, жалуется гостья. Распространенный вопрос. На самом деле, я давно привык к запаху краски и растворителя. Невозмутимо пожав плечами, направляюсь к окну, на подоконнике которого и позировала мне Шалунья, распахиваю его, постоянно ощущая на себе изучающий взгляд карамельных глаз. А когда снова поворачиваюсь, брюнетка переводит его на смятую постель, расположенную в небольшой нише и остатки вчерашнего пиршества на прикроватной тумбочке, включающие в себя не только пустые бутылки, бокалы, но и специальные трубочки и дощечки для кокаиновых дорожек.
Когда наши с незваной гостьей взгляды встречаются, то я ощущаю резкий градус охлаждения, исходящий от нее. Мне плевать. Я не собираюсь оправдываться.
— Наверное, пришло время представиться, — деловито начинает она, протягивая мне руку. — Сальма Рами, я репортёр из нью-йоркского отделения Art Newspaper. Интервью было назначено на три часа.
Черт, журналист. Этого только не хватало. Пытаюсь припомнить звонил ли мне кто-то насчет интервью. Нет, точно нет, я бы не забыл. Скорее всего, мисс Рами договаривалась с Маркусом, а тот не соизволил мне сообщить. И главное, не выставишь ее теперь.
— Как вы вошли, мисс Рами? — прищурившись, спрашиваю я.
— Дверь была не заперта. Я несколько раз звонила, но музыка гремела так, что прохожие на улице глохли. Соседи случайно на вас не жалуются?
— Что? — сдернув перекрученную бандану с волос, и запуская пальцы в отросшую за последние полгода шевелюру, рассеяно спрашиваю я.
— Соседи не жалуются?
— Нет, я их не видел.
— Как это? — открыв рот, изумлённо выдыхает Сальма Рами.
— Комплекс новый. Не все квартиры еще распроданы, — поясняю отстранённым голосом, мучительно размышляя над тем, куда же посадить очаровательную журналистку. Стулья завалены закупленными накануне }коробками с масляными красками и инвентарем. Пополнил запасы впрок, так сказать. После выставки заказы посыплются один за другим. Творческий беспорядок для квартиры-студии и по совместительству мастерской — повседневная
— Вы здесь живёте, мистер Престон? — похоже}, интервью уже пишется. Киваю, раздраженно стиснув зубы. Скинув со стула пакеты и коробки, стелю сверху портьерную ткань, сдернутую с одной из картин, и}, поставив его в центр комнаты, предлагаю мисс Роми присесть. Сам отхожу к окну, облокачиваясь на пресловутый подоконник, увековеченный в портрете Шалуньи.
— Я так понимаю, что предложения кофе или чая не будет? — с сарказмом спрашивает Сальма, опускаясь на стул, положив сумку на колени, и закидывая ногу на ногу.
— Это обязательная часть интервью? — в тон ей парирую я, скользнув взглядом в ложбинку между грудями. Уверенный C или даже D или просто много пушапа? Заметив, куда я так настойчиво пялюсь, мисс Рами застёгивает нижнюю пуговку. Интересно, что охладило ее первоначальный интерес? Смятая кровать или дощечки для кокса?
— Нет. Просто спросила, — натянуто улыбается Сальма. — Так понимаю, вежливость это не про вас.
— У меня нет кофе. Я покупаю его на вынос в кофейне за углом. Но могу предложить виски.
— Спасибо, но воздержусь, — отрицательно качнув головой, она открывает сумочку и извлекает оттуда диктофон и небольшой полароид. — Я сделаю несколько кадров? Может}, хотите переодеться? — окинув меня критичным взглядом, интересуется журналистка.
— Никаких фото, — резко отвечаю я.
— Мое время ограничено, но я готова подождать, если вам нужно привести себя в порядок.
— Никаких фото, — повторяю категорично. Недовольно сдвинув брови, она какое-то время с недоумением смотрит мне в глаза и}, сдавшись, убирает камеру обратно.
— Как скажете, — девушка явно недовольна моей несговорчивостью. — Это скромность, отсутствие тщеславия или особый пунктик?
— Понимайте, как хотите, — небрежно пожимаю плечами. — Можно я задам вырос, прежде чем начнем?
— Конечно.
— Чем обязан честью?
— Вы про интервью? — на всякий случай уточняет Сальма и}, дождавшись моего кивка, дает неоднозначный ответ. — Все просто. Art Newspaper рассказывает читателям о предстоящих событиях в области искусства.
— В галерее будут выставлены не только мои полотна, — настаиваю я, не сводя с непроницаемого лица девушки пристального взгляда, улавливающего малейшую эмоцию.
— Об остальных участниках я писала раньше, к тому же вы новое лицо в художественной сфере. Ваши работы уже вызвали некоторый ажиотаж в узких кругах. Разве вы не заинтересованы в расширении почитателей вашего таланта?
— Владелец галереи не предупредил меня об интервью, — объясняю я причину своих вопросов.
— Вы бы подготовились? Закупили бы кофе, побрились и надели чистую одежду? — с сомнением спрашивает Сальма, в глазах появляются смешинки, улыбка смягчается.
— Сомневаюсь, — ухмыляюсь я. — Валяйте. Задавайте свои вопросы, мисс Роми.