Макушка лета
Шрифт:
От внезапного появления директора и писательницы Савиной он роняет четвертинку. Четвертинка не разбивается. Рокоча по гладкому полу, она подкатывается к ногам Касьянова. Он поднимает ее, струйка меда падает ему на пальцы. Он ждет, когда с пальцев скапает мед, хочет поставить четвертинку на тумбочку, но на ней стопа каких-то листов. Верхний листок представляет собой ксерографическую копию титула книги. Касьянов невольно прочитывает про себя, а затем вслух ее заглавие «Лечение голоданием».
— Так вон почему вы объявили голодовку,
Рассвирепевший от того, что его з а с т у к а л и, Ергольский пробует совестить Касьянова:
— Врываетесь, как к себе домой. Вы же интеллигент, Федосий Денисович.
— Марат Денисович, — сухо поправляет его Касьянов.
— Никуда от вас не денешься! Соглядатаи, — всхрипывает Ергольский.
Оля, было прекратившая крутить ручку медогонки, вращает ее сильней, пытаясь заглушить голос отца.
Они молча возвращаются по той же дорожке. В тот момент, когда они сквозь кусты выходят на шоссе, к ним выскакивает Оля.
— Тетя Инна, не пишите о моем папочке.
Внезапное появление Оли, ее мольба, готовая сорваться в рыдание, вызывают жалость Инны.
— Девочка, не надрывай сердце.
— Обещаете?
— Твой папа...
— У нас в городе думают, что он герой... Как теперь мне жить?!
— Позор падет и на тебя. Но твой папа взволновал, огорчил и... обманул стольких людей...
— Марат Денисович во всем виноват.
— Марат Денисович чрезмерно долго прощал твоему отцу тяжелые проступки. Я понимаю: родным мы верим больше, чем посторонним. Но ты должна найти в себе силы склониться к тому, что правда и правота на стороне Марата Денисовича.
— Он сразу невзлюбил папу. После прыжка на мотоцикле.
— Оля, неправда это.
— Что ему будет?
— Впереди у него грозная пора.
— Товарищ Касьянов и вы, тетя Инна, простите ему.
— Не все зависит от нас.
— Все теперь от вас.
— Девочка, бывают действия, за которые человек отвечает перед отдельными людьми... Иди к отцу и скажи, что ему еще не совсем поздно перестроить душу. Из-за каши, которую заварил твой отец, Марат Денисович собирается уйти с завода.
— Обманываете.
— Мы не обманываем.
Оля повернулась, чтобы убежать. Инна приобняла ее за плечи, и они ушли.
Когда Инна возвратилась, Касьянов спросил ее, зачем — она возвращалась.
— Я узнавала у него, с какой целью Мезенцев уничтожил литейную установку.
— Ну?
— Дабы предотвратить расширение техносферы на родной земле.
— Да-да, он, как постепенно определилось из разговоров с его сторонниками, за сознательное ограничение географии человеческой деятельности. На данном этапе. А с начала третьего тысячелетия — за сужение географии человеческой деятельности. Поработал где-то человек, удалился. Там, откуда он ушел, образуется зона отдыха земли. И земля отдыхает столько, сколько ей потребуется
— Как ты, Марат, к этому?
— Я за ускорение поисков во имя спасения человека и природы. Но я против индивидуалистических мер. Масштабные задачи лишь по силам огромным людским массам.
Квартира Касьяновых. Застолье. Здесь, кроме хозяина, — Инна, Готовцев, Ситчиков, Нареченисы, Булейко с женой.
И н н а (подняв фужер с вином).Я предлагаю тост за людей непокоя. У них доблестная, плодотворная жизнь. Она катализирует социальный и исторический прогресс. Их судьбы завидны, но это не означает, что они не знают тягот, гонений, клеветы и даже трагедий. Но они новаторы, и это обеспечивает им великую сопротивляемость и громадную веру. Утепленному счастью, забронированному от забот и опасностей, они предпочитают подвижническое счастье. Я пью за вас, Касьяновы, и за ваших друзей.
Хозяева и гости, за исключением Ситчикова, выпивают по фужеру шампанского.
Ситчиков полулежит в кресле. Он читает, и потому у него вид восторженного первооткрывателя.
Полязгивание вилок и ножей заставляет его поспешно вскочить.
— Повремените. Не в пище счастье. Я с утра не ел. Послушайте, что пишет Николай Константинович Рерих: «Приятель, опять мы не знаем. Опять нам все неизвестно, опять должны мы начать. Кончать ничего не можем».
Ему представлялось, что состояние, подобное тому, какое выражено в стихах Рериха, испытывают все присутствующие, а значит, они живут плодотворно и их развитию не угрожает опасность. Он был уверен, что они закричат, соглашаясь, но они безмолвствовали.
— Ага, зацепило! — тем не менее обрадовался Ситчиков: важно ощутить мудрость, потом она осуществится в благородных поступках, выражающих вечную оптимистическую неудовлетворенность человека своей деятельностью на земле.
Как бывает в застольях, где чай пьют только поздно ночью, перед расставанием, безмолвие не продолжалось и минуты. Наталья, которой казалось, что гости скучают, нажала клавишу магнитофона, и поплыло по комнате танго, навеивая дружественным душам чувство ласковой сокровенности. Подхватистый при звуках танца Антон Готовцев с вихревой легкостью подлетел к Наталье, и она приняла его приглашение на танго, взглянув на мужа, разрешающе приспустившего усталые веки.
— Не ревнуешь ли Маратика к достославной Инне? — спросил он ее в тревоге о собственной судьбе.
— Никогда он не любил меня так, как теперь. Понимаешь, словно у него произошло какое-то несчастье, которое он скрывает.
— Чудовищно утомился. Забери его... В общем, вам надо умотать куда-нибудь на отдых в местную глухомань.
— Даже ты всего не сознаешь!
— Никому не дано.
— Не разлюбила она тебя?
— Ее спроси. Типичное дитя усложнений нашего века.