Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ
Шрифт:
— Не обессудьте, товарищи! Я из застоя!
Это многообещающее начало вызвало ответное доброе чувство и у большинства асессоров. По крайней мере, многие с довольным видом переглянулись, а сидевший перед Лейтенантом советник начальника мобилизационного отдела фронта — известный бездельник и трус — горячо захлопал. Аплодисменты дружно подхватили и все остальные. Энтузиазм отсутствовал лишь в задних рядах — где, по своей контрреволюционной привычке, кучковались переводчики и специалисты помоложе. Здесь попробовал захлопать
— Я не могу молчать, — решил развить свой ораторский успех правдивый танкист, — когда рушатся построенные нашими отцами и дедами устои, когда сходят на обочину истории еще вчера полные сил и оптимизма политические деятели! Когда офицеры боятся выходить в форме, когда новоявленные демократические лидеры переходят черту, за которой заканчивается доверие народа! А какой-то, извините, пидор из «Мемориала» открыто называет Ильича — нашего Ильича, товарищи! — «чертовым калмыком»!
Этот новый тезис вызвал у присутствовавших полковников еще больший взрыв энтузиазма — теперь они не только хлопали в мясистые ладони, но еще и притопывали. Судя по репликам, особенно им понравилось про «пидора», посмевшего осквернить память самого человечного из людей.
— Страна, товарищи, разваливается, стране, товарищи, не до нас! — продолжал генерал в своей манере правдивого солдата. — Стоило партии — нашей партии, товарищи! — ослабить революционный кулак, как на поверхность вылезла недобитая сволочь! Всякие Сахаровы, Травкины и, извините, Собчаки!
Сегодня слово «товарищ» в этой точке юго-западной Африки упоминалось столь часто и с таким чувством, что, как подумалось нашему герою, вскоре баобабы должны были зацвести пионерскими галстуками, а речка Куиту заструиться если не молоком, то уж точно березовым соком (с сахаром) по восемь копеек за стакан.
— Проверенные временем, заслуженные и опытные кадры изгоняются из партийного, хозяйственного и армейского руководства!
— Вот сволочи! — не выдержал сидевший рядом Рома. — Попробовал бы ты так при Иосифе Виссарионовиче языком трепать! Он бы тебя, старый пердун, отправил не на генеральскую должность!
— Ага, — с готовностью согласился Гоша, — с зарплатой в несколько тыщ баксов!
Яша боязливо покосился на них, а потом огляделся: не услышал ли кто этой крамолы. Лейтенант не выдержал:
— Яшка, ты чего озираешься? Предатели не здесь сидят! Они вон там — в первых рядах хлопают! Нашему начальнику, который призывает их к государственному перевороту!
— Но в наших рядах еще остались истинные ленинцы! — как будто в подтверждение сказанного продолжал ГВС. — Они не ходят на митинги! Они не бегут в книжный магазин за Солженицыным! Они не готовы продать идеалы коммунизма за лишний рубль в кооперативе! Они — это в том числе и вы, мои
— Это как это не попала? — возмутился Рома. — Ах ты, бл…дь, плесень подзолупная!
Последнее было сказано с таким чувством, что кое-кто из первых рядов в недоумении оглянулся. Не услышав произнесенного, они все же догадывались, что там — в руках молодых и подозрительных парней, сидевших на ящиках из-под снарядов, — знамя социализма могло и зашататься. У кое-кого из оглянувшихся даже закралась мысль, что некоторые из сидевших на «галерке» могли этим знаменем — страшно подумать! — подтереться в туалете!
— Нам предстоит подготовить и провести крупнейшую бронетанковую операцию за всю историю Африки! — наконец перешел к делу бравый генерал. — Сорок танков и сорок «БМП» должны переломить ход этой войны! Мы бросим в сражение за Мавингу все силы, все средства, всю нашу мощь!
— Вот падла! — так же громко прокомментировал Рома. — Не дали ему по Европе на танке погонять, так он до бедных африканцев до…бался!
В этот раз советник начальника мобилизационного отдела был настороже и расслышал сказанное.
— Товарищ лейтенант! — зашипел он, обернувшись и роняя слюни. — Вы что себе позволяете?! Где ваши сознательность и дисциплина?!
— Там же, старый ты хрен, где был твой матрас, когда мы в последнюю командировку в Ондживу собирались! Помнишь, полковник, как ты «опоздал» на построение? А? Обосрался, прилип и остался?
Тот покраснел как рак, но мужественно сдержал гневный порыв и промолчал, снова повернувшись к звезде сегодняшнего вечера.
— И какую это он силу собрался на Мавингу бросать? — озабоченно поинтересовался майор Витя, затесавшийся в диссидентскую толпу переводчиков. — Где это он восемьдесят исправных единиц увидел?
— А это ему Ильич во сне нашептал! Сон пьяного Гамлета в летнюю ночь! — поехидничал Гоша. — Броня крепка, и танки наши быстры!
— Попомните мое слово! — с печальной уверенностью сказал Витя. — И это наступление провалится к той матери! До Мавинги, может, и доедем. Может, и дальше заберемся! Но потом дольше и драпать придется!
— Товарищи офицеры! — вновь, полуобернувшись, зашипел мужественный специалист по мобилизации. — Прекратите пораженческие разговоры!
— Да пошел ты! — равнодушно ответил Витя. — Хочешь — стучи! Меня все равно никуда до Нового года не отправят! Кому тогда «боевой кулак» ремонтировать? Ты, что ли, будешь, знаменосец социализма?
— …Честный военный, генерал Макашов, знаковая статья в «Красной звезде»… Забить камнями клевещущих на Вооруженные Силы… Заткнуть рот желтой прессе… — неслось из президиума.
И наконец, кто-то в истерике:
— Горбачев — сволочь!!! Его надо четвертовать!!!