Малая рыбацкая энциклопедия
Шрифт:
Чувствуется, не шутит. Настроение у нас с Алешкой минорное, собираем удочки, возвращаемся вверх. Издали алеет над рекой красная шапочка Анатолий стоит в воде почти там же, как и заходил. Аккуратно забрасывает на середину, где деревенские сделали прорез в тине, чтобы забрасывать сети.
— Дядь Толь, поймал? — спрашивает Алешка.
Анатолий, не спуская глаз с поплавка, достает из садка небольшого язька.
— И все?
Он поднимает садок, в нем ворочается еще один, огромный — килограмма на два — язище.
Ну что нам остается? Солнце еще высоко, Анатолий до темноты наверняка из воды не выберется. Скрепя сердце разбираю вновь
— Упустишь, не прощу, — кричит с берега Алешка.
Не упустил. Не язь, однако, здоровенная плотвица такие на Двине ловятся лишь на донку. Алешка радостно пляшет на берегу. И тут я делаю непростительную ошибку. Мне хочется быстрее забросить туда, где клюнула эта плотвица, и я с размаху бросаю ее на берег. Бросаю и сразу же осознаю, что там, в осоке, сыро, путано, и рыба может пропасть.
Сын несется за упавшей рыбиной и отскакивает в сторону.
— Ты чего? — недоброе предчувствие шевельнулось в груди.
— Змея, — говорит он без страха, но с интересом.
— Змея?!
Мигом выскакиваю из реки, бегу к сыну. Он стоит перед гнилой бревнушкой, оставшейся от мостика через ручеек. На ней, свернувшись в круг, лежит жирная коричневая, с черными зигзагами на спине гадюка. Рядом, в ямке с черной болотной водой, трепыхается плотвица. Гадюка словно не замечает ни нас, ни рыбину — размечталась, видно, на солнышке.
— Папка, я ее удочкой прогоню, — говорит Алешка.
— Не надо, она здесь хозяйка.
— Жалко, — вздыхает он. — Такая рыбина.
Анатолий меж тем выбирается на берег, говорит, что пора бы собираться домой. Рассказываем ему наперебой о змее. Он не удивляется.
— Да там их не одна. Там их целый гадюшник. Пусть себе живут.
— Дядь Толь, а как ты язя поймал? — спрашивает Алешка.
— Ну как. Очень просто, — солидно, растягивая слова, отвечает он. — Стою, понимаешь, Алеш, у берега, вспоминаю — вроде бы под кустом в прошлом году окунь крупный брал. Забрасываю — чувствую вроде как зацеп. Я удочку вверх — вижу: леска струной и в траву пошла. Я сильней тащу — у него голова высунулась. «Ну, — думаю, — раз воздуху хватил, никуда теперь не уйдешь». Леску рукой в натяг держу, сам к нему подбираюсь. Подобрался, сразу его за жабры и в садок. Обычное дело.
— Да, обычное, — с сожалением за нашу неудачу говорит Алешка.
Мы едем домой в темноте, долго одолевая лужи в перелеске, и я думаю: «Что, если бы Алешка не заметил змею и она бы его укусила. Б-р-р». От этих мыслей не по себе. Как хорошо, как удачно все обошлось.
— Ты меня простил, сын? — спрашиваю.
— За что?
— За то, что плотвицу к змее бросил.
— Прости-ил, — говорит сын великодушно, думая уже о чем-то другом.
Приноровился
Щуки в Западной Двине и Волкоте водятся и немаленькие. Этим летом напротив моего дома на живца выудили хищницу на шесть килограммов. Я тоже люблю ловить на живца.
В июньский полдень прикатил на велосипеде к Ерохину, деревушка километрах в пятнадцати ниже Андреаполя. На указателе значится не Ерохино, а Ерохима. «Пошутили» поляки, строившие бетонную дорогу к нефтеперекачивающей станции. Провели,
Правее деревни река делает полукруг. Здесь она довольно глубока метров до четырех. Лет двадцать назад один мой знакомый успешно лавливал на этом месте угрей, ставя переметы на ночь. Теперь об угрях только легенды, но язь, голавль, окунь и щука держатся стойко. Наперекор тотальной химизации, браконьерству, все более изощренному с развитием технической мысли…
Но с пескарем — проблема. Не знающий реки умается, ни одного не поймает. А без пескаря, какая живцовая рыбалка? Пескарь — живец классный, превыше уклеи и быстрянки. Разве что елец, окунь и ерш могут сравниться с ним по живучести. Но на окуня и ерша щука берет хуже. Мое преимущество я знаю, где пескари, я знаю, где они клюют всегда, независимо от погоды. На окраине Ерохина в Двину впадает Лососня — речушка с прозрачной студеной водой. Некогда в ней водилась форель, именуемая по-здешнему лосоской. Сейчас лососок мало — ловят их чаще всего в мае, зато пескари в устье речушки в достатке. Войдешь по колено, помутишь воду, вороша ступнями донный песок, набежит прожорливая стая.
Поставил ведерко на берегу, забросил в пескариное местечко — поклевки одна за другой. Жаль, крупноват пескарь-нагулял жиру за лето, такого окуню не заглотить. Врочем, собрался-то ловить щук. Для этого, кроме живцовой бамбуковой удочки, прихатил с собой телескопическую — с упругим и сильным наконечником. Леска на ней ноль четыре, поводок двойной, поплавок больше обычного раза в три — из пенопласта, крупный двойник. Опытом проверено посадишь живца на мелкий крючок — удачи не видать, живец останется в щучьем брюхе, крючок вылетит сквозь пасть, как миленький.
Пошел от Ерохина направо к омутам, глубина — от берега, течение спокойное, ельцы на середине поигрывают. Забрасываю за тросту, но не даю живцу в нее убежать. Иначе леску запутает, при подтяге оборвется — губа у пескаря нежная. Без толку ходил часа полтора — двух живцов потерял. Перехожу ручей — напротив деревни несколько хороших заводей, пробую в них. Сделал заброс, живец поиграл несколько секунд, и поплавок мощно повело дальше от берега. Сердце екнуло. Взяла… Неужели взяла? Взяла — это уж определенно. Леска туго, до звона натягивается. «Жаль, не прихватил подсачек», — мелькает мысль, но что теперь сожалеть?
Кажется, пора тащить. Мягко поднимаю удилище, а конец его гнется к воде — значит, щука не маленькая. Ощущаю по резким, неровным толчкам, как мечется она в глубине. Вывернулось на миг, мелькнуло желто-белое брюхо и исчезло. Подвожу хищницу осторожно мимо прибрежных водорослей, и тут она делает последний отчаянный рывок, срывая колечко на наконечнике, и стремительно несется в глубину. Ругаю себя худыми словами — видел накануне — слабо держится колечко, а не закрепил. Впрочем, паниковать рано — леска прочная, двойник надежный… Кручу катушку, опять выводя рыбину к берегу. Вот она тяжело вертухнулась в прибрежной траве. Тащу дальше на луговину, падаю, оступившись, на колени — передо мной щучья пасть с торчащей из нее леской. Мгновение мы смотрим, тяжело дыша, в глаза друг другу, потом щука начинает прыгать. «Не-ет, теперь ты моя, — мысленно кричу я себе. — Моя-а-а!»