Мальчик глотает Вселенную
Шрифт:
– Ничего не трогать! – приказал Лайл, ведя нас мимо бесконечных ног, выстроившихся в ряд, как труппа «Мулен Руж», чудесным образом исполняющая канкан без своих торсов. Мы прошли через ряды подвешенных на крюках к потолку рук, которые касались моего лица, когда мы сквозь них пробирались, и я представил, что это руки мертвых рыцарей короля Артура, насаженных на торчащие в земле длинные копья, и их руки тянутся за помощью к Августу и ко мне, но мы никак не можем помочь, потому что Лайл велел нам ничего не трогать, даже протянутую руку великого сэра Ланселота дю Лака. Я видел, как эти руки и ноги оживают, тянутся ко мне, хватаются за меня, пинают. Тот склад
– Это ребята Фрэнсис, Август с Илаем, – представил нас Лайл, проводя в кабинет Титуса Броза в задней части склада. Август был выше и старше, поэтому вошел в кабинет первым, и именно Август покорил Титуса с самого начала.
– Подойди поближе, юноша, – сказал Титус.
Август взглянул на Лайла в поисках поддержки и подсказки, как отвертеться, но Лайл ничего такого не сказал, а просто кивнул Августу, намекая, что следует быть вежливым и подойти к человеку, благодаря которому на нашем столе каждый вечер мясо и три вида овощей.
– Дай мне руку, – произнес Титус, сидящий на вращающемся стуле за антикварным письменным столом красного дерева. Над столом висела картина в раме, изображающая гигантского белого кита. Как сообщил мне Лайл позже, это был Моби Дик из любимой книги Титуса Броза о неуловимом ките, преследуемом обсессивно-компульсивным ампутантом, которому не помешал бы филиал центра протезирования и ортопедии «Человеческое прикосновение» на острове Нантакет. Вскоре после этого я спросил Дрища, читал ли тот «Моби Дика», и он ответил, что читал дважды, так как книга стоит того, чтобы ее перечитать, хотя во второй раз он и пропустил кусок, где писатель повествует обо всех различных видах китов, встречающихся по миру. Я попросил Дрища рассказать мне всю историю целиком от начала и до конца, и на протяжении двух часов, пока мы отмывали его «Лэндкрузер», он рассказывал мне эту захватывающую приключенческую сказку с таким энтузиазмом, что я захотел на обед нантакетскую рыбную похлебку и стейки из белого кита на ужин. Когда он описал капитана Ахава, его дикоглазое лицо, возраст, худобу и бледность, я представил Титуса Броза на китобойном судне, рявкающего на сидящих высоко на мачте под бушующим ветром впередсмотрящих, требующего разглядеть его добычу, его белого кита, белого, как сам Титус Броз. «Лэндкрузер» Дрища превратился в Моби Дика, а садовый шланг – в гарпун, вонзенный в бок кита, и мы вцепились в резиновый шланг изо всех сил, пока кит тянул нас в бездну, а вода из шланга стала океаном, в который мы погружались все глубже, глубже, вниз к Посейдону, владыке морей и садовых шлангов.
Август протянул свою правую ладонь, и Титус осторожно сжал ее сразу двумя руками.
– Ммммммм, – промычал он, указательным и большим пальцами ощупывая каждый палец правой руки Августа, пробегая от большого пальца к мизинцу. – Ого, в тебе есть сила, не так ли?
Август ничего не сказал.
– Я говорю, в тебе есть сила, паренек, не так ли?
Август продолжал молчать.
– Ну-с… не могли бы вы ответить, молодой человек? – озадаченно спросил Титус.
– Он не разговаривает, – сказал Лайл.
– В каком смысле – не разговаривает?
– Он не произнес ни слова с шести лет.
– Он туповат? – спросил Титус.
– Нет, не туповат. Остр, как бритва, на самом-то деле.
– Он один из таких аутичных ребят, верно? Не может общаться, но может сказать мне, сколько песчинок в моих песочных часах?
– Он абсолютно нормальный, – произнес я сердито.
Титус
– Я вижу, – сказал он, изучая мое лицо. – Так это ты главный говорун в семействе?
– Я говорю, когда есть что-то, стоящее разговора, – ответил я.
– Мудро сказано, – заметил Титус.
Он потянулся ко мне.
– Дай мне руку.
Я протянул ему правую руку, и он обхватил ее своими мягкими старыми ладонями, такими мягкими, что казалось, они покрыты пищевой пленкой, которую мама хранила в третьем ящике книзу под кухонной раковиной.
Он сильно сжал мою руку. Я посмотрел на Лайла, и тот кивнул ободряюще.
– Ты боишься, – сказал Титус Броз.
– Вовсе нет, – ответил я.
– Боишься, я чувствую этот страх в твоем костном мозге.
– В смысле – внутри костей?
– Да, в твоем костном мозге, паренек. Ты со слабым стержнем. Твои кости крепкие, но пустые.
Он кивнул на Августа.
– Вот у этого Марселя Марсо [20] кости и крепкие, и налитые. Твой брат обладает силой, которой у тебя никогда не будет.
Август кинул на меня самодовольный взгляд и понимающе улыбнулся.
– Зато у меня сильные пальцы, – сказал я, показывая Августу оттопыренный средний палец.
20
Марсель Марсо (Марсель Манжель, 1923–2007) – французский актер-мим, создатель парижской школы мимов.
И тут я заметил человеческую руку, лежащую на металлической подставке на столе Титуса.
– Это настоящая? – спросил я.
Рука выглядела настоящей и ненастоящей одновременно. Отделенной от тела, с ладонью, сложенной в аккуратную чашу. Все пять пальцев казались сделанными из воска или обернутыми в пищевую пленку, как, по ощущению, у самого Титуса.
– Да, настоящая, – сказал Титус. – Это рука шестидесятипятилетнего водителя автобуса по имени Эрни Хогг, который любезно пожертвовал свое тело Анатомическому театру студентов Квинслендского университета, чьи последние исследования по пластинации с наибольшим энтузиазмом спонсируются именно вашим покорным слугой.
– Что такое – «пластинация»? – спросил я.
– Это когда мы заменяем воду и жиры внутри конечности на определенные отверждаемые полимеры – на пластик – чтобы создать настоящую конечность, которую можно потрогать, изучить вблизи и воспроизвести, но мертвая донорская конечность больше не пахнет и не разлагается.
– Дичь какая, – сказал я.
Титус усмехнулся.
– Нет, – возразил он со странным и пугающим удивлением в глазах. – Это будущее.
На его столе стояла глиняная фигурка пожилого человека в цепях. Мужчина был в древнегреческой одежде, с нарисованными масляной краской полосками крови, стекающими по обнаженной спине. Он застыл на середине шага, подняв туго перевязанную снизу ногу, у которой не хватало стопы.
– Кто это? – спросил я.
Титус повернулся к статуэтке.
– Это Гегесистрат, – ответил он. – Один из величайших ампутантов в истории. Он был древнегреческим прорицателем с сильными и опасными способностями.
– Что такое «прорицатель»? – спросил я.
– Прорицатель умел много чего. В Древней Греции прорицатели были вроде как ясновидящими. Они могли видеть то, что другие не видят, истолковывать знаки от богов. Они могли видеть грядущее – ценная способность на войне.
Я обернулся к Лайлу.