Мальчик из контейнера
Шрифт:
– У меня папа тоже был летчик. Разбился.
– Вот видишь! – Сашка помотал головой. – Бьются они, сталинские соколы! Ты-то хоть знаешь, почему падают летательные аппараты?
– Н-ну…
– Ладно, не мычи. Открою секрет. Потому что они тяжелее воздуха.
Коля шутки не понял и воскликнул:
– Да они же все такие!
– Потому и могут все биться! – утвердил закон падения летательных аппаратов на землю Любимов и предложил пройтись до буфета, пропустить одну-две чарки лимонада.
У ларька была очередь из желающих утолить жажду, охладиться мороженым, перекусить бутербродом. За стойкой буфета
– Нам по бутерброду с черной икрой, – сказал Сашка буфетчице, когда подошла их очередь. Такой заказ удивил буфетчицу.
– У нас нет икры, – сказала она, расширив зрачки.
– Всю съели уже? – допытывался Сашка.
– Ее совсем не было. Откуда вы взяли?
– Ну, тогда баночку кабачковой, – пошел на уступки Сашка.
– И кабачковой нет!
– Да, чего только у нас нет! – констатировал факт Сашка. – Два мороженых и две бутылки лимонада.
Коля и Сашка с этой встречи, несмотря на разницу во взглядах на профессию летчика и на жизнь вообще, сошлись и были часто друг подле друга.
Вечером, возвращаясь после кино, куда они ходили с Гришей, Кира вынула из почтового ящика письмо и припустила бегом, через ступеньку, домой.
– Мама! – закричала она от порога, – от Коли письмо!
Валентина Ивановна побледнела. Казалось, с чего бы бледнеть: письмо ждали давно, ждали всяких сообщений, и хороших, и не очень – дело-то непростое, поступить в летное училище. Вышли в коридор и Лиза с Толей, прибежала Васюта с распущенной косой.
– Читай! – вдохнув-выдохнув, распорядилась Валентина Ивановна.
– О, какое длиннющее! – воскликнула Кира, вскрыв конверт.
– Читай, что у него там? – торопила Валентина Ивановна.
– «Здравствуйте, дорогие мама, Кира, Лиза, Толя, Васюта! Сразу сообщаю, что я поступил в училище, вчера принимали Присягу, теперь я настоящий солдат…
– Как – солдат? – не понял Толя. – Он же курсант?
– Да это так он, – махнула рукой Лиза. – Что теперь он, как и все военнослужащие, имеет права и обязанности.
– Читай дальше, – кивнула Валентина Ивановна.
– …теперь имею право ходить в караул и вообще иметь оружие. Мне здесь все нравится. Кормят хорошо. За столиком нас четверо, обслуживают официантки. Занимаемся в хорошо оборудованных аудиториях, преподают предметы полковники и подполковники. К полетам приступим через год, сначала будем летать на Л-29, это тот же реактивный самолет, но учебный. На нем можно и воевать. Учиться не тяжело, я все хорошо усваиваю. Ребята все хорошие. Дружу с сыном генерала. Генерал тоже летчик, но сейчас он на пенсии, хотя по возрасту и не пенсионер. Живут они в Минске. В феврале, после сессии, будет отпуск. Приеду, тогда все подробно расскажу. Как вы живете? Как здоровье у мамы? Ей не надо беспокоиться понапрасну. Все будет хорошо. Наверное, денег у вас маловато, сейчас все так дорого. И я не могу пока вам ничем помочь. Вот окончу училище, тогда, конечно, будет нам легче. Толе, если он не передумал поступать в училище, надо проверить свое здоровье, и если есть какие-то отклонения, то избавиться от них. Тут у нас один курсант перед поступлением за год сделал операцию, грыжа у него была. Больше
– Как зарубить? Кого зарубить? – тут уж не поняла Валентина Ивановна.
– Это жаргон у них такой! – махнула рукой Лиза.
– Я тебе привезу задания по этому предмету, потренируешься. Надо набрать на вторую категорию, не меньше. Лучше всего первая, но это сложно. А третья и четвертая – не проходят. Сдают физподготовку. Некоторые не проходят. Мало таких, но есть. Подтянуться надо десять раз, подъем с переворотом, уголок. Пробежать три километра не больше 14 минут, сто метров за 15 секунд. Еще барокамера. Скажу тебе, вещь не очень приятная. У кого насморк или нос не в порядке, тот не выдерживает. Поднимают на 5000 метров, а потом опускают. Это как в самолете при взлете и посадке. Не пропускают, у кого были сотрясения или сильные травмы головы.
Пишу вам на самоподготовке, другого времени не бывает. Гоняют нас как сусликов, все рассчитано по минутам. Подъем в шесть, отбой в десять. Занятия целый день. Ходим в наряд. Здесь теплее, чем у нас. Толе надо сейчас уже готовиться к поступлению. Важные предметы: математика, физика, русский язык. На математике и физике построено воздухоплавание, а русским надо хорошо владеть, чтобы не быть безграмотным.
Вот пока так. Пишите. Обо мне не беспокойтесь. Целую вас всех. До свидания!»
– Ну, все понял? – устремила свой взгляд на сына Лиза. – Оказывается, не так это просто – стать летчиком, как ты считаешь! Надо хорошо потрудиться! Лень-матушку по боку и за книги! Понял? Или не будем связываться с этой авиацией? Лучше сидеть и слушать музыку, да?
– Почему ты решила, что я не занимаюсь? – огрызнулся сын.
– Да не я так решила, а твои преподаватели. Весь дневник в трепаках, вроде заниматься тебе не дают дома изверги-родители.
– Подумаешь, три тройки за четверть. У других больше и ничего.
– Вот и будешь среди других болтаться, как не пойми что в проруби! – От возмущения щеки Лизы покрылись красно-белыми пятнами. – Нормальные дети берут пример с хороших детей, а ненормальные сами пример для таких же идиотов!
Вмешалась Валентина Ивановна.
– Ладно, хватит тут распаляться и сводить счеты, – сказала она спокойным ровным голосом. – Понятно, что везде надо приложить усилие, чтобы добиться успеха. Каждый человек – кузнец своего счастья. Коля – ответственный мальчик, получил по заслугам. Его никто не заставлял, он сам сидел ночами над учебниками – вот и результат.
– Коля… мальчик! Везунчик твой Коля-мальчик! Сколько ты с ним возилась, не получилось бы, что плюнет на тебя твой мальчик, когда оперится. Может, еще и предъявит тебе кучу обвинений! – вырвалось негодование дочери.
– Что ты несешь какую-то несуразицу! В чем он может меня упрекнуть?
– Хотя бы в том, что не было у него модняцких джинсов, мотоцикл ты ему не купила, магнитола не японская.
– Он одевался не хуже других, питался как мы все, по дому делал все сам без напоминаний и просьб. Не понимаю, почему он должен упрекать меня в чем-то?
– Погоди, еще не вечер, узнаешь! Только потом не удивляйся.
– Кира, – повернулась Валентина Ивановна к Кире, – я что-то не так делаю? Я вас плохо воспитываю? Требую невозможное?