Мальчик, который хотел быть вертолетом
Шрифт:
Какая-то интуиция подсказывает Джейсону, что он должен сопротивляться нашим намерениям и оберегать себя от нашего вторжения. Он начинает испуганно вопить, если кто-то дотрагивается до его вертолетика, а наши попытки с ним заговорить прерываются издаваемыми им оглушительными звуками. Но, стараясь нас оттолкнуть, он добивается обратного эффекта: мы глаз от него отвести не можем.
Однажды, когда Джейсона нет в школе, я рассказываю историю маленькой группке детей, которая обычно делит с ним обеденный стол.
– Жил-был мальчик, который ни с кем
– Это всамделишная история? – спрашивает Лили.
– Я буду дальше рассказывать, и ты сама решишь. Вместо «здрасте!» он обычно говорил: «Брррууууум!». Так он рычал каждый день, когда проходил мимо учительницы к своим кубикам. «Доброе утро! – кричала ему вдогонку учительница. – Ты принес сегодня свой красный вертолетик?»
Дети улыбаются, они догадались.
– Это Джейсон?
– Сейчас расскажу. Мальчик не отвечал учительнице. Он перетаскивал большие кубики в уголок под окном.
– Это Джейсон, я знаю, я знаю! – сияет Алекс. – Это ненастоящая история!
– Да, да, – дружно говорят они. – Это не по-настоящему история. Это же про Джейсона!
Дети очень довольны моей историей – с их точки зрения, нет ничего такого особенного в том, чтобы говорить «бррруууум» вместо «здрасте».
– Уже конец? – спрашивает Лили.
– Еще немножко. Потом мальчик посадил свой вертолетик в аэропорту. И когда вертолет приземлился, кое-что произошло.
– Лопасти сломались! – вопят они в полном восторге. – И он их починил?
– Все, это конец истории.
Моя история окончена, я выяснила то, что хотела знать. С точки зрения детей, история Джейсона несет в себе смысл. Мне осталось только выяснить, почему.
– Расскажи историю еще раз, – просит Джозеф.
– Расскажу, когда Джейсон придет. Как думаете, ему понравится?
– Конечно, понравится, – заверяет меня Лили. – Она же про его вертолетик.
В тот день, когда Джозеф приносит змея и рассказывает про него историю, я подзываю Джейсона: – Подойди посмотри на змейку Джозефа. Она очень смешно двигается.
Но Джейсон бежит мимо нас к кубикам, он что-то непрерывно бормочет, воздвигая свой первый за день аэропорт. Он будет множество раз разбирать и снова собирать его. Ломать и чинить – вот что такое игра, по мнению Джейсона.
Джозеф заканчивает свою историю и зовет Саймона: – Давай как будто ты злой аллигатор, ты прокрался вниз по лестнице! – Похоже, в его истории, которую он только что мне продиктовал, начинается новая глава.
– Ага, а мы как зашипим на него! И побили его, – откликается Саймон.
– Ты разве не аллигатор? – спрашивает Джозеф.
– Я бельчонок, я превратился в змея. Привет, папа! Ты мой папа? Я буду малышом, ладно? Я змей-друг-малыш, я превратился в змея.
Проблема идентичности – очень важный вопрос для любого ребенка. Нет ничего важнее для двух змеек в змеином домике.
Джозеф хватает подвернувшийся под руку кубик. – Я папа, у меня есть меч и ключ. А кто тогда аллигатор? Джейсон, давай
Джейсон копошится за своими кубиками. – Лопасти крутятся, – бормочет он. – Ты летишь вверх, вверх. А теперь вниз, вниз, ой, ты разобьешься, ты сломался, мне нужно починить эту лопасть.
– Джейсон, гляди! – кричит Саймон. – Хочешь быть аллигатором или нет? Хорошим аллигатором?
– Это спасательный вертолет. – Джейсон говорит уже громче, но по-прежнему не обращаясь к мальчикам, которые зовут его. – Его кто-то сломал. Я должен починить.
Джозеф не отступает. – У меня идея, Джейсон. Твой вертолет нас спасет, ладно? Спасите, спасите! Страшный аллигатор в темноте! Спасите, помогите! На помощь, спасательный вертолет! Спаси положение!
Джозеф сердито смотрит на мальчика, который, не отвечая ему, склонился над своим вертолетом. Его подход не сработал, и он озадачен. Я тоже. Функция фантазий в классе, как считаем мы с Джозефом, состоит в том, чтобы обмениваться идеями и оказывать воздействие на групповую культуру. Но у игры Джейсона, похоже, совсем другая цель. Он хочет рассказывать свою историю про вертолет, но при этом не подпускает нас к себе. Насколько надежны мои теории, если они не годятся для Джейсона?
Пора мне из теоретика переквалифицироваться в рассказчика, если я хочу понять поведение в классе детей, которые не вписываются в привычные роли. Ведь рассказчик – это прежде всего тот, кто любит держать своих слушателей в напряжении. Персонажи тем интереснее, чем меньше о них поначалу знаешь. В хорошей истории мы ждем неожиданного поворота в сюжете и понимаем, что пока не видим всей картины в целом.
Ритуал Джейсона, состоящий сначала в поломке лопастей, а потом в их утешительной починке, – отличное начало, которое подошло бы для любой детской истории. Мы ждем ее развития, но Джейсон предпочитает бесконечно отрабатывать завязку.
Мальчики оставляют Джейсона в покое и начинают устанавливать в ряд деревянные цилиндрики на стене змеиного домика.
– Давай как будто это ядовитое питье, но аллигатор не знает, что это яд, и он умирает, и вот он умер.
– Давай как будто мы яд кладем в вертолет… – Саймон с надеждой поглядывает на Джейсона, но тот не реагирует. Дети предлагают ему новые роли, но он не желает расстаться с единственной ему известной.
Я подхожу к ним без приглашения. – Джейсон, я слышала, Джозеф звал на помощь? А твой вертолет может спасти змеек?
Но Джейсона так просто не проведешь. – Лопасти сломались, – говорит он. – Кто-то сломал лопасти.
– А ты можешь показать Саймону и Джозефу, как их починить?
– Я не могу показать кому-то, как их чинить.
Дети для него – «кто-то». Даже два месяца спустя он все еще ни к кому не обращается по имени, кроме меня. Тем не менее режим его функционирования – это история (о сломанном и починенном пропеллере), а наша школьная программа основана на рассказывании историй. Нам нужно только найти способ завлечь его на каком-то этапе.