Мальчик, который упал на Землю
Шрифт:
Но вот о чем я позабыла. Синица в руке склонна гадить туда же.
Глава 9
А ты говоришь «помидор» [66]
– От него пользы, как от мужика на лесбийском фестивале, – излила я душу сестре.
Прошло всего три дня, и чары Арчи развеялись до неосязаемости. Мы пили чай и наблюдали, как мой пятнадцатилетний сын пытается слепить себе сэндвич. Следили за этой агонией минут двадцать. Мерлин прилежно, однако бестолково пристраивал буженину на хлеб. Простейшая задачка – сделать себе бутерброд, но Мерлин, решая ее, тер себе виски,
66
Строка из песни Джорджа и Айры Гершвинов «Давай все отменим» (Let’s Call The Whole Thing Off), написанной для мюзикла «Потанцуем?» («Shall We Dance?», 1937) с Фредом Астэром и Джинджер Роджерз.
– Мерлин, тебе нравится Арчи? – спросила сестра.
– О да. Как отдохновенно находиться рядом с музыкантами. Музыканты видят мир наиболее умиротворенным образом, – ответил он. – Я предпочитаю быть с музыкантами, а не с юристами, бухгалтерами или иными взрослыми.
– Вот! – сказала мне Фиби, подоткнув под себя руки – во избежание искушения помочь моему сыну резать помидор. – Правда же мужчина в доме – это умиротворяет?
– Умиротворяет? Ну, всяко лучше группового изнасилования ордой байкеров-гингивитчиков, но не намного.
Тем временем мой озадачивающий сынок пялился на помидор, словно одной силой взгляда пытался заставить его нарезаться самостоятельно.
– Держи помидор одной рукой, милый, как я тебе показывала, а другой осторожно режь.
– Жена Арчи умерла, – сообщил Мерлин как бы между прочим. – Он сказал, что не сразу это понял, потому что секс был как обычно, только вот посуда в раковине скапливалась.
Фиби от смеха булькнула в чай. Мерлин тоже ржал как ненормальный, но вдруг осекся и признался:
– Я не очень понял, мам.
Если Мерлин не понимал шутку, он, чтобы как-то прикрыть смущение, смеялся безудержно, а потом смятенно и натянуто улыбался.
Я воззрилась на сестру:
– Не смешно. Арчи говорит вот это все, а Мерлин понимает буквально. Кимми его бросила и ушла к барабанщику.
Мерлин в панике вцепился в помидор, как в ручную гранату.
– Мерлин, дорогой, давай, порежь помидор, как я тебе показывала... миллион раз всего-то, – договорила я себе под нос.
– Ножи меня нервируют. А вдруг лезвие попадет мне в мозг?
– Как нож попадет тебе в мозг, если он у тебя в руке? Его и рядом с твоей головой нет, – сказала я, и сердце у меня сжалось в изюминку.
Фиби долила мне чаю, чтобы как-то отвлечь от изготовления сэндвича со скоростью ползущего ледника. Мерлин все делал настолько медленно, что быстрее было бы перемещать предметы телекинезом.
– А Мерлин мне сказал, что Арчи все по дому делает, – бодро вбросила сестра.
– Ой, Арчи из кожи вон лезет, изображая бурную деятельность перед неискушенными зрителями. Но на самом деле у него подход такой: если что-то не чинится молотком, значит, у нас проблема с электрикой. Он считает, что все, что нужно для жизни, – это «WD40» и скотч. Если что-то не двигается, а должно, он применяет «WD40». Если что-то двигается, а не должно, – скотч.
Глядючи на улиточьи потуги Мерлина, я раздраженно погремела ложкой в чашке и заставила себя отвернуться.
– Вот что мама себе думала? Прибью ее. Ты, кстати, не в курсе, где она вообще?
– Кажется, помогает спасать колонию бабочек в Дарвине. Или
Я обернулась и увидела, как мой сын старательно вывихивает себе челюсть на манер боа-констриктора, засовывая в рот два куска хлеба, между которыми поместил громадный помидор целиком.
– Мерлин, нельзя так есть сэндвичи! Помидор надо резать! Я тебя не первый месяц этому учу! – взорвалась я везувиально. Но тут же, поверженная его беззащитностью и горем беспомощности, отняла у него нож и быстро нашинковала помидор. Уложила дольки на мясо, накрыла хлебом и сунула ему. – Ты как великанский ребенок, понимаешь? Тебе почти шестнадцать. Плохо стараешься!
Лицо Мерлина перекосило от огорчения.
– Взрослеть очень непросто. Почему я не могу опять быть младенцем? Знаешь, как мне трудно? В минуте всего шестьдесят секунд! Наказание какое-то. Почему время всегда идет в одну сторону? Оно же прямо несется. Как реактивный самолет. Каков был бы твой возраст, если бы ты не знала, сколько тебе лет? Не хочу быть взрослым, никогда-никогда-никогда!!!
И, как обычно, я тут же пожалела, что сорвалась. Терпение мое ветшало. Мне нужна помощь, так ее растак. Рядом нет друга жизни, мама болтается где-то по миру, вся из себя «Кошка», по ее выражению, – «клевая одинокая шестидесятилетка», Фиби летает в дальние рейсы... На ум приходил всего один человек...
Я потыкала в тушу, лежавшую ниц у меня на диване. Храп удостоверял, что передо мной – живой организм. Я пнула посильнее, в ответ раздался еще более глубинный раскат. Арчи разлепил один глаз, что-то буркнул и перекатился на другой бок. Я вылила стакан воды на голову Рипа Ван Винкля [67] .
67
Герой одноименной новеллы Вашингтона Ирвинга (1783–1859), проспавший 20 лет.
– Бля!
Мой постоялец-антипод, отфыркиваясь, подскочил, будто его шибануло тазером, и сел.
– Хуже тебя, блин, наверно, нет домовладелиц на планете!
– Сомневаюсь. Таких совпадений не бывает. Я согласилась оставить тебя на неделю, Арчи, в обмен на помощь по дому. Но когда я тебе сказала «чувствуй себя как дома», я не имела в виду «валяйся на диване и жри мои чипсы». Я имела в виду «помой плиту, выгреби листья из стоков, отчисти плесень с цемента».
– Едрическая сила, твое гостеприимство не знает границ.
– Ты получеловек-полудиван.
– А ты – полубаба-полутюремщица. В жизни не видел женщины, которая столько убирается. Ты настолько анально-свихнутая, что и под деревянную лошадку газетку подложишь.
– Я не анально– свихнутая. Я просто хочу отвадить грызунов, хотя в смысле тебя уже поздновато.
До меня вдруг дошло, что мы с ним знакомы всего несколько дней, а ругаемся, как давно женатая пара. Такое мгновенное сближение неуютно, однако естественно, как ни странно. Перепалки с Арчи выводили меня из себя, но их страшно хотелось провоцировать – как нельзя не ковырять заусенец или не тыкать языком в шатающийся зуб. Теперь, оборачиваясь, я понимаю, до чего не хватало мне общества взрослого человека. Арчи отравлял мне существование, но спасал от одиночества и был куда общительнее кота.