Мальчик-менестрель
Шрифт:
— Милый, самый любимый, мне еще никогда не было так хорошо… — прошептала она и, спохватившись, добавила: — Я знала, что это любовь, настоящая любовь. Разве ты не чувствовал, как я дрожала, когда пришла к тебе? Я так безумно хотела тебя. А теперь мне надо бежать, любимый, пока меня не хватились дома. — Еще один поцелуй — и она исчезла.
Десмонд остался лежать, точно в дурмане, не в силах открыть глаза, чувствуя спокойное удовлетворение, приятную расслабленность во всем теле. Наконец он поднялся и стал потихоньку спускаться с холма.
Увы,
Неожиданно боковая дверь распахнулась, и, тяжело ступая, в церковь вошел каноник. Поначалу он не заметил Десмонда и тут вдруг увидел в луче от карманного фонаря застывшую коленопреклоненную фигуру.
— Так вот, значит, где ты прячешься! А мы уж прямо-таки обыскались. Тебя вызывали к больному. Старик Дагган, это по дороге на Арбег. Пришлось ехать самому. А ты ведь прекрасно знаешь, как я ненавижу ездить по ночам.
Десмонд продолжал хранить молчание.
— Да что с тобой такое, в самом-то деле? — подойдя поближе, в сердцах спросил каноник. — Ты что, оглох или онемел? — Не получив ответа, каноник посветил фонариком ему в лицо и закричал: — Боже милостивый! Что с тобой? Ты что, заболел? Да на тебе лица нет. Это все эти треклятые ночные прогулки. — Каноник увидел, как коленопреклоненная фигура содрогнулась, как к мертвенно-бледному лицу взметнулась рука, чтобы заслониться от света, и тут же сменил гнев на милость. — Ладно, приятель, кончай-ка ты с этими ночными бдениями. Давай мне руку. Пойдем в мою комнату. — Каноник помог Десмонду подняться и продолжил: — Миссис О’Брайен уже давно легла. Но я сам сварю тебе чашечку крепкого кофе. В любом случае кофе мне сейчас тоже не повредит.
Итак, очень скоро Десмонд уже сидел, опустив глаза, в теплой комнате каноника, в его мягком кресле, и пытался удержать в дрожащей руке чашечку с кофе.
— А теперь, приятель, выкладывай.
— Святой отец, мне надо исповедаться.
— А? — Увидев, что Десмонд собирается опуститься на колени, каноник предупреждающе поднял руку. — Сиди как сидишь, приятель. Я тебя слушаю.
— Святой отец… Я влюбился…
— Что?! Женщина!
— Да.
— Ну, в этом нет ничего дурного, коли уж ты сам ко мне пришел. Кто она? Эта сучка Клэр?
— Да, отец.
— Я так и думал. От этой дряни только и жди беды. Она способна заняться любовью даже с фонарным столбом.
— Нет, святой отец. Нет, нет и нет… Она милейшее и невиннейшее создание.
— Вот тут ты глубоко заблуждаешься. А теперь не мог бы ты выкинуть это милейшее и невиннейшее создание из своей милейшей и невиннейшей тупой башки?
Десмонд долго молчал, а потом дрожащим голосом произнес:
— Не могу, святой отец. Мы уже подтвердили нашу любовь.
— Подтвердили… вашу
— Сегодня вечером, как вы знаете, я решил пройтись… до Килоанского леса… Чувствовал, мне не уснуть… Что-то меня тревожило… И случайно встретились…
— Вы встретились.
— Мы пытались сопротивляться, святой отец. Это было невозможно… Мы… мы любили друг друга.
Выражение румяного лица каноника говорило о крайней степени потрясения. Наконец каноник медленно проговорил:
— Ты хочешь сказать, что поимел ее?! — Каноник впился взглядом в опущенные глаза Десмонда, даже подставил ухо, чтобы лучше слышать.
— Мы любили друг друга.
— Физическая близость? О Господь Всемогущий, Дева Мария и все святые! Какая мерзость! Ты трахаешься в темноте Килоанского леса, возвращаешься полумертвым и называешь это любовью! — перешел на крик каноник. — Теперь мне все ясно. И после всего ты еще имел наглость прийти сюда, чтобы тебя напоили кофе и пожалели! Отправляйся в свою комнату, ты, грязное животное, но сначала прими ванну. Я не отпускаю тебе грехи. Но что делать с приходом? — Каноник в отчаянии воздел руки к небу. — Если все рано или поздно выплывет наружу, черти в аду запляшут от радости.
Измученный и физически, и эмоционально, Десмонд спал как убитый; и только настойчивый звон установленного на шесть часов будильника заставил его вспомнить, в каком отчаянном положении он оказался. Несколько минут он лежал неподвижно, а затем слегка приподнялся на локте. Ему предстояло, как обычно, служить семичасовую мессу, так что залеживаться было некогда. Но не успел он об этом подумать, как в дверь настойчиво постучали, и на пороге появился каноник, уже полностью одетый.
— Доброе утро, приятель. Как себя чувствуешь?
В голосе каноника отчетливо слышались сочувственные нотки. Удивленный Десмонд с большим трудом, запинаясь, выдавил из себя ответ.
— Ну-ну, рад, что тебе лучше. Хотя вид у тебя совсем неважнецкий. А потому можешь не торопиться. Я сам отслужу семичасовую мессу. Я попросил миссис О’Брайен накормить тебя хорошим, сытным завтраком, ты же не успел поужинать. Из-за вызова к больному. — Ударение на последней фразе не оставляло сомнений в смысле сказанного. — И если придешь в церковь около восьми, то найдешь меня в ризнице.
Каноник кивнул, что вполне могло сойти за улыбку, и тихонько прикрыл за собой дверь.
Десмонд встал с постели, опустился, по заведенному обычаю, на колени помолиться, затем побрился, умылся и оделся. Отражение в маленьком квадратном зеркале над раковиной повергло его в уныние, но он твердым шагом прошел по коридору в столовую, где миссис О’Брайен ласково приветствовала его из окна, соединявшего комнату с кухней.
— Доброго вам утра, святой отец. Вы, наверное, умираете с голоду. Вы ведь вчера так поздно вернулись от бедного старого Даггана. Завтрак будет готов через минуту.