Мальчик с открытки
Шрифт:
Перевернула горе-лодочника лицом к траве и затрясла что было силы, вода струйкой вылилась у него изо рта. Потом вновь уложила его на спину и лихорадочно стала делать искусственное дыхание: дула в рот и давила обеими руками грудную клетку попеременно. А в мыслях одно: только бы не умер!
Впервые Тинка боролась со смертью. Странно, но страха не ощущала, как ни пугали посиневшие губы мальчишки. А ведь она ужасно боялась мертвецов, даже не ходила на кладбище, на поминках брезговала есть. В ней, несомненно, бушевала злость на парня, вздумавшего
Вдруг ей показалось, что он не дышит. В отчаянии стала бить его по щекам, потом заревела во весь голос, по-бабьи причитая и умоляя глупого мальчишку открыть глаза. Неожиданно услышала:
– Ты чего дерёшься? Слезами всего меня залила! Ты что русалка?
Тинка замерла, недоумённо уставившись на ожившего парня, не веря ещё, что тот очнулся. Он был примерно одного возраста с ней, лет пятнадцати, необычно бледный, а губы тряслись от холода или пережитого страха, но в огромных тёмно-карих глазах уже бегали лукавые чёртики.
В этих сверкающих коричневых омутах она увидела саму себя, лохматую, распухшую от слёз, и машинально пригладила волосы. До купания Тинка стянула их в хвостик на затылке, но в воде резинка оборвалась, и теперь они наверняка торчат в разные стороны, как у дикобраза.
В последнее время волосы у неё быстро жирнятся, а когда намокнут, так вовсе висят сосульками и превращают её почти в ондатру, одну из тех, что выращивает отец в бывшем погребе, залитом водой. А «утопленник» ещё насмехается – русалочка!
И тут она смутилась: только теперь заметила, как красив парень. Тонкий прямой нос, узкое лицо, черные влажные волосы откинуты назад, они необычно оттеняли бледный чистый лоб, на котором, Тинка обратила внимание, не было ни одного прыщика и даже следов от угрей. А вот ей в восьмом классе пришлось с ними повоевать.
Чем только ни выводила – водкой, чистотелом, то есть, травой с огорода, простоквашей и даже капустой. И лишь этим летом прижжённые солнцем и отмытые в постоянных купаниях в речке прыщики отступили. Но плотный загар не скрывал на лбу всех следов, так ей казалось.
Прекраснее всего у незнакомца были глаза – большие, тёмно-коричневые, с тяжёлыми веками и длинными густыми чёрными ресницами. Где-то Тинка уже видела подобные глаза, кажется, в Софьиных книгах о художниках. Только вот в какой картине и у какого художника – не помнит. Взгляд прямой, открытый, обескураживающий…
– Какого чёрта ты топил меня лодкой? – опомнившись, вызывающе спросила у парня. Вскочила и, подбоченившись, зло посмотрела на него.
– Хотел, чтобы ты покачалась на волнах, ты красиво плыла, русалочка! – мягко произнёс тот.
– Многие любят качаться на волнах.
Покрутив пальцем у виска, Тинка уже было назвала его сумасшедшим, но неожиданно для себя сгладила свою грубость:
– Ты что не от мира сего?
– Скорее всего, это ты не из этого мира. Никто уже не купается, на реке никого, тут ты вдруг появилась, как нимфа
– В красивых глазах мальчишки девочка не увидела насмешки, наоборот, они сияли восхищением, но всё равно она не растаяла от его слов.
– Наверное, поэтому ты хотел меня утопить, решил отправить поближе ко дну!
– Поймав её сердитый взгляд, парень удивлённо приподнял брови и почему-то перешёл на «вы»:
– Что вы, сударыня, я поражён вашим умением двигаться в воде!
– А я - твоим неумением, разве ты не слышал пословицу: не зная броду, не суйся в воду, тем более, если являешься топориком, - съязвила Тинка и не удержалась укорить, - ты своим мотором едва меня не покалечил, сударь!
Парень виновато улыбнулся и простодушно произнёс:
– Неужели это так выглядело? Я не хотел причинить вам зло, русалочка, я просто не думал о моторе. Мне интересно было, как вы справитесь с волной. А ты здорово плаваешь!
– парень снова перешёл на «ты».
Вдруг Тинка осознала, что глупо обижаться и стыдить этого красавца: он или не понимает своей вины, или приставляется, что не понимает. Скорее, второе. Странные существа – мужики: ни за что не признаются в своей глупости, считают, что всегда действуют осмысленно, а на самом деле частенько поступают вопреки здравому смыслу. И ничего им не докажешь – Тинка знает это по собственному отцу.
И лучше не выяснять, почему парню пришло в голову её топить, лучше не унижаться, ишь, довольно скалится во весь рот, рад, что разыгрывает заморского принца или дореволюционного графа перед ней, деревенщиной, как он думает. Нет, она не будет подыгрывать ему и ругаться не будет, нужен он ей больно, даже спасибо не сказал за спасение, плетёт какие-то странности о русалке и нимфах.
– Неужели ты плавать не умеешь? – спросила, чтобы покончить с затянувшейся паузой, к тому же незнакомец слишком откровенно разглядывал её, что ей не нравилось: ничего особенного в ней нет, совсем не красавица. – Кто ж лодку тебе такую шикарную дал?
– Дед. Я ему не сказал, что не умею плавать. А лодку, оказалось, легко водить, он показал, как это делается. Там, где я раньше жил, не было возможности научиться плавать, да и мама не допускала меня до воды, боялась, что утону. Мой младший брат утонул, когда ему было лет пять.
Парень говорил, немного растягивая слова, отчего голос звучал удивительно красиво, с каким-то особым значением, и смущал Тинку. Она отвела глаза на другой берег и только тут заметила там отражающийся в водяной глади закат. Уже вечер, мать ей задаст трёпку, надо плыть назад.
Увидела неподалеку качающуюся на воде лодку парня. Не объясняя ему ничего, резко вскочила и поплыла к ней, легко, словно ящерица, переползла через борт. Завела мотор, ей это не составило труда, так как не раз пользовалась отцовской моторкой, и на малой скорости подвела лодку к берегу, приказала парню: «Садись!». Тот послушно уселся на скамью, куда ему указала Тинка.