Мальчик у моря
Шрифт:
— Значит, надо, если дали…
— Снова, выходит, за старое принимаешься? Валяй, валяй, тюрьма по тебе горько плачет.
Митька едва сдержался, чтобы не выругаться.
— Я тебя на кладбище не посылаю, так ты меня в тюрьму не посылай.
— А зачем посылать? Ты и сам угодишь. Тропка у тебя утоптанная, не заблудишься.
— Ты, дед, заткнись, а то как…
— Палить будешь? Вали, бей враз из двух стволов, доказывай свое геройство…
Дед Харлампий знал Митьку еще со времен его незадачливой охоты, нисколько не боялся и явно издевался
— Слышь, дед, в селе говорят, тут человек какой-то приехал… с собакой.
— Приехал.
— Не знаешь, где живет?
— У меня живет. А тебе зачем?
— Собаку поглядеть. Может, продаст? Я б купил…
— Это ты-то? Да ты курице корку не бросишь…
— Да брось трепаться, дед, я делом спрашиваю.
— Уехал тот человек в Чугуново. Вчера еще. А сегодня и мальчонка с собакой уехали. Так что ты в помещики погоди, другим разом выйдешь…
Оскалив в насмешливой улыбке уцелевшие зубы, Харлампий зашагал через шоссе в лес.
Митька угрюмо смотрел ему вслед. Врет или не врет? С чего бы вдруг пацан уехал? Врет, старый хрыч!..
Митька заглянул в открытое окно. В хате было тихо и пусто.
— Ты чего там лазаешь? — загремела за его спиной тетка Катря, возвращавшаяся из хлева с пустой корчагой.
— Да я вас шукал, тетя. Тут у вас приезжие, говорят, живут. Мне поговорить надо…
— Уехал старший.
— А хлопец его? С собакой.
— Бегает. Пообедал и убежал.
— А дед говорит, он тоже уехал. Что-то вы не в одно брешете…
— Это кто брешет? — Тетка Катря рывком поставила корчагу на землю и уперла кулаки в бока. — Кто брешет, я тебя спрашиваю? Собаки брешут да ты, собачий сын!.. Пришел в чужую хату да еще и рот разеваешь? А ну иди отсюда под три чорты, пока я об тебя твою пукалку не поломала…
Митька поспешно отступил. Он узнал все, что нужно. Старый черт соврал, никуда пацан не уехал и собака при нем… Сколько ни бегает, домой прибежит. А до вечера уже недалеко. Митька отошел подальше от хаты, но так, чтобы видеть подступы к ней, положил ружье на землю и лег сам. Минут через пять сирень возле хаты зашевелилась. Митька схватил ружье, но никто не появился, оттуда не донеслось ни звука, и он решил, что кусты шевелились от ветра.
…Сашко выбрался из сиреневого куста и кратчайшей дорогой во весь дух припустил к порогу. Антон и Юка притаились под обломком скалы. Почуяв Сашка, Бой вскочил, но тотчас узнал его, вильнул хвостом и снова лег.
Сашко подробно рассказал все, что слышал. Распахнув в ужасе глаза, Юка смотрела то на Сашка, то на Антона.
Тот, не поднимая головы, молча покусывал травинку.
— Боже мой, боже мой! — сказала Юка. — Что ж теперь будет?
Антон и Сашко промолчали.
— Ну и пускай сидит! — сказала Юка. — Не будет же он там век сидеть? Посидит-посидит — и уйдет. Стемнеет, и тогда ты пойдешь домой.
— Ты этого гада не знаешь, — сказал Сашко. — Он и сутки будет сидеть. И снова придет…
— Тогда знаешь что? Пойдем к нам! Мама, правда,
— Придумала! — буркнул Антон, покосившись на нее. — Что, я Боя в карман спрячу? Увидят, и кто-нибудь ему скажет…
— Факт! — подтвердил Сашко. — Скажут. Не со зла, просто так.
Бой насторожился и вскочил. Антон, а вслед за ним и Юка обхватили его за шею.
— Идет кто-то! — шепнул Сашко. — Держите его, я посмотрю.
Он бесшумно исчез за скалой.
— Сидеть! Сидеть, Бой! — молящим шепотом сказал Антон.
Бой внимательно посмотрел на него, сел, но продолжал сторожко поводить ушами, прислушиваясь.
Сашко вернулся через несколько минут.
— То дед Харлампий через реку пошел. Должно, на Ганыкину греблю.
— Может, ему рассказать? — предложила Юка.
— А толку? — возразил Сашко. — Он же старый. Митька его одним пальцем как чкурнет…
— Так что делать? И что вы все молчите? — вспылила Юка. — Ведь скоро же темнеть будет!
Антон посмотрел на нее, на Сашка и снова опустил голову.
— Вы идите, — сказал он, глядя в землю. — Идите домой. А я останусь.
— Здесь?! — поразилась Юка. — Что ж, ты всю ночь просидишь один в лесу?
— Думаешь, я боюсь?
— Не в этом дело!.. Но как это так — одному, в лесу… И спать же нужно, есть…
— Не умру. Зато ночью он нас не найдет. А найдет, пусть только сунется. Он ночью ничего не видит, а Бой не промахнется, так даст прикурить — будь здоров…
— Нет, ты сошел с ума! Я этого не допущу! — решительно сказала Юка. — Как это так?!
— А кто тебя спрашивает? — разозлился Антон. — Поменьше бы болтала, так ничего бы и не было. Он бы не знал, где меня искать…
На глазах Юки появились слезы.
— Выходит, я во всем виновата, да?
— А ну тебя! — отмахнулся Антон.
Он понимал, что неправ, обижает Юку напрасно, но не мог себя перебороть. Он не знал, что делать, куда деваться, ему было страшно и стыдно того, что ему стало страшно, и он распалял в себе злость на Юку, потому что злость заглушала страх.
— Ну и сиди здесь, — оскорблено сказала Юка. — Думаешь, мне тебя жалко? Вот нисколечко! Мне Боя жалко…
— Жалели такие… Давай уматывай. Только смотри опять не наболтай!
Слезы выкатились из Юкиных глаз и одна за другой быстро-быстро потекли по щекам.
— Ты… ты просто бессовестный! Вот и всё…
Юка вскочила и побежала к тропинке, вьющейся вдоль берега. Сашко посмотрел ей вслед, Антон отвернулся, делая вид, что его совершенно не интересует, ушла она или осталась.
— Ты шо, правда хочешь тут перебыть? — спросил Сашко. — Антон кивнул. — Может, оно и лучше. Никто знать не будет. И теперь тепло, не замерзнешь. Вот только комары…