Мальчики и девочки (Повести, роман)
Шрифт:
Но у него было еще одно, самое последнее дело на земле. И, готовясь к нему, он ел бульон, кашу, апельсины, давясь и не чувствуя вкуса.
– Дайте мне бумаги, – наконец потребовал Брагин и сел на кровати.
Голова его была ясной, рука, лежащая на отвороте белого пододеяльника,
– Ты чего хочешь, отец? – спросила дочь. – Тебе нельзя работать.
Домашние по очереди дежурили в больнице, и художник испугался, что, заботясь о его здоровье, они помешают ему, не дадут бумаги, станут укладывать в постель.
– Бумагу, карандаш! – сказал он голосом, в котором послышалась непреклонная воля.
Ему дали стопку листов желтой, несвежей бумаги, он поморщился, но ничего не сказал. «Аполлон и Дафна» – вывел старик название статьи. Рука его обрела твердость, размашистость, строчки побежали вкось слева направо.
Дочь смотрела, как он пишет, и на какое-то мгновение ей показалось, что отец здоров.
К вечеру статья о Наде была написана. Он снова лег. Силы его оставили настолько, что он не мог подтянуть одеяло к подбородку.
– Не уходи, – попросил дочь. – Я должен подписать статью. Отнесешь в журнал «Молодость». Пусть печатают вместо некролога.
– Поверят и без подписи, – сказала дочь, вытирая слезы в уголках глаз.
– Не уходи. Я подпишу статью, – настаивал Василий Алексеевич. – Ты мне ее часа через два прочтешь.
Он закрыл глаза, сжал руки в слабые кулаки, не позволяя себе расслабиться. Принесли ужин, но художник отказался есть. Он давно уже не чувствовал ни горького, ни соленого, ни сладкого. Последние дни и часы жил будто
Внезапно открыв глаза, Брагин слабым голосом потребовал:
– Прочитай.
Дочь начала читать невнятно, глотая слезы, но он не прерывал ее, чтобы не тратить лишней энергии.
– Все правильно. Дай подпишу.
Дочь подала ему карандаш, старик прикоснулся к бумаге, и подпись поплыла вниз, становясь с каждой буквой все более неразборчивой. Он подписал статью, и глубокое удовлетворение разлилось по всему телу. Теперь можно было забыться, заснуть. Мысли сделались расплывчатыми, размытыми. Он подумал вдруг, что после его смерти останется на земле девочка Надя, которая станет девушкой, женщиной, большой художницей. Она продолжит и сделает то, что не успел сделать он, Василий Алексеевич Брагин. Но тут же ясность вернулась к нему. Он вспомнил, что Надя умерла, что ее нет. Его сердце от этой последней боли еще раз сжалось и остановилось.
Академик Брагин, добрый друг Нади, завершил свой путь художника и человека. Он пережил Надю на двадцать восемь дней и умер, оставив статью-завещание.
И через несколько месяцев два миллиона человек, взявших в руки журнал «Молодость», прочитали его последние слова, определившие место московской школьницы в искусстве:
«Беспощадная жестокая судьба вырвала из жизни только что расцветший талант гениальной московской девочки. Да, гениальной – теперь уже нечего бояться преждевременной оценки».
«Да, гениальной», – он на этом настаивал.