Мальчики Из Бразилии

Левин Айра

Стоя у площадки, Либерман повернулся к Горину.

– Рабби, - сказал он, - никто не представляет, какие у них шансы пойти по этому пути. Менгеле считал, что они очень высоки, но он руководствовался сво­им замыслом, своими амбициями. Может так случиться, что никто из них не станет Гитлером, пусть даже их были бы тысячи. Они дети. Мальчики. Какие бы они не несли в себе гены. Они дети. Как мы можем убивать их? Это Менгеле мог себе позволить убивать детей. Неужели мы хотим пойти по его стопам? Я даже не могу себе...

– Вы поистине удивляете меня.

–

Разрешите мне кончить, пожалуйста. Я даже не могу себе представить, что мы оповестим их правитель­ства, чтобы они присматривали за ними, ибо произойдет утечка информации. И можете жизнь прозакладывать, что так оно и будет. К ним будет привлечено внимание и обязательно найдется какой-нибудь «мишуге», кото­рый попытается сделать из них Гитлеров. Или даже среди правительства может найтись такой сумасшедший. И чем меньше о них будут знать, тем лучше.

– Яков, если хоть один из них станет Гитлером, только один... Господи, вы же знаете, что нас ждет!

– Нет, - сказал Либерман.
– Нет. Я несколько недель только и думаю об этом. И я бы сказал, что для повторения событий нужны два условия - новый Гитлер и социальная обстановка, подобная той, что была в тридцатых годах. Хотя это еще не все. Нужно три усло­вия: Гитлер, обстановка... и люди, которые пойдут за Гитлером.

– А вы не думаете ли, что он найдет их?

– Нет, их будет далеко недостаточно. Я в самом деле считаю, что люди стали жить и лучше, и умнее, и мало кто теперь считает своего лидера живым Богом. Телеви­дение резко изменило весь мир. Да и знание истории... Кое-кого он сможет привлечь к себе, это да, но думаю, что не больше, этот претендент на роль Гитлера, в Германии и Южной Америке.

– Вы с чертовской убежденностью верите в челове­ческую натуру, куда больше, чем я, - сказал Горин.
– Но видите ли, Яков, вы можете убеждать меня тут до посинения, но вам не удастся заставить меня изменить свои взгляды. У нас есть не только право их убить. Это наша обязанность. Их создал не Бог, а Менгеле.

Либерман помолчал, глядя на него, а потом кивнул.

– Хорошо, - сказал он.
– Думаю, что мне стоит поднять этот вопрос.

– Можете это сделать, - сказал Горин, жестом по­казывая на стол.
– Сможете ли вы объяснить им всю ситуацию тут же на месте? Нам надо еще продумать массу деталей до того, как мы разойдемся.

– На сегодня мой голос уже отказывает, - сказал Либерман.
– Лучше вы все объясните.

Они вместе вернулись к столу.

– Коль скоро я уж встал, - сказал Либерман.
– Есть тут туалет?

– Вон там, наверху.

Либерман захромал к лестнице. Горин вернувшись к столу, занял свое место.

Добравшись до мужского туалета, маленького и тес­ного, Либерман зашел в кабинку и аккуратно запер ее на задвижку. Повесив тросточку на правую руку, он вынул паспорт и извлек из него сложенный в несколь­ко раз список фамилий. Засунув паспорт обратно во внутренний карман, он аккуратно разорвал листы по срединной складке, сложил их вместе и опять порвал, после чего еще пару раз повторил эту

операцию. Об­рывки он бросил в унитаз и когда кусочки бумаги с машинописным текстом смешались друг с другом, он опустил черную ручку бачка. Вода закружилась водо­воротом, вспенилась и с гулом ушла вниз, унося с собой пляшущие в водовороте обрывки бумаги.

Он подождал, пока бачок снова не наполнится водой.

Ну, поскольку он уже оказался здесь, стоит расстег­нуть молнию и использовать это помещение по назна­чению.

Когда он вышел, то поймал на себе взгляд одного из сидящих за дальним концом стола и кивнул в сторону Горина. Сидящий бросил Горину несколько слов и тот, повернувшись, посмотрел на него. Жестом он подозвал его к себе. Посидев несколько секунд, Горин встал и с обеспокоенным видом направился к нему.

– Ну, что на этот раз?

– Вам придется притормозить.

– Ради чего?

– Я спустил список в туалет.

Горин застыл на месте, глядя на него.

Он кивнул.

– Именно это и надо было сделать, - сказал он.
– Поверьте мне.

Горин продолжал с мертвенно-бледным лицом смот­реть на него.

– Я чувствуя себя в забавном положении, когда говорю рабби, что..

– Это был не ваш список,– сказал Горин.
– Он принадлежал... всем! Еврейскому народу!

– Могу ли я подать голос?
– спросил Либерман.
– Я говорю только за себя. Убивать детей, любых детей - это неправильно.

Лицо Горина побагровело, ноздри раздулись, а карие глаза, окруженные темными кругами, вспыхнули.

– Только не говорите мне, что хорошо, а что пло­хо, - сказал он.
– Ослиная задница. Тупой, глупый, старый болван!

Либерман молча смотрел на него.

– Я должен был бы спустить вас по лестнице!

– Только прикоснитесь ко мне, и я переломаю вам шею, - сказал Либерман.

У Горина перехватило дыхание; он сжимал кулаки опущенных рук.

– Вот такие евреи, как вы, - сказал он, - и позво­лили всему этому случиться в последний раз.

Либерман продолжал смотреть на него.
– Евреи ни­чего не «позволяли». Нацисты обошлись без позволе­ния. Люди, которые могли убивать даже детей, чтобы добиться своих целей.

На стиснутых скулах Горина зацвели пунцовые пятна.

– Убирайтесь отсюда, - сказал он. И резко повер­нувшись, отошел от него.

Либерман проводил его взглядом, перевел дыхание и двинулся к лестнице. Придерживаясь за перила и опи­раясь на палочку, он стал неторопливо спускаться вниз, шаг за шагом.

Через окно такси, направлявшегося в аэропорт Кен­неди, он увидел здание мотеля «Говард Джонсон». Там Фрида Малони передавала малышей парам из США и Канады. Он смотрел, как мимо него проплывало здание, десять или двенадцать этажей которого светились огня­ми в сумерках.

Зарегистрировавшись у стойки «Пан-Ам», он позво­нил мистеру Голдвассеру в лекционное бюро.

– Алло? Как вы там? Где вы?

– В Кеннеди, отправляюсь домой. Чувствую себя не так уж плохо. Просто пару месяцев должен поберечься, и все будет в порядке. Вы получили мою записку?