Мальчики в лодке
Шрифт:
Место в команде первокурсников, однако, не будет означать стипендию по гребле, в Вашингтоне в 1933 году еще не было такого понятия. Но оно будет обозначать гарантию какой-нибудь подработки на территории университета, и, в добавление к тем деньгам, которые Джо накопил за целый год тяжелого физического труда – привычным способом заработка с тех пор, как он выпустился из старшей школы, это поможет ему доучиться в университете. Но он прекрасно осознавал, что из той толпы, которая стояла вокруг него, через несколько коротких недель только небольшая горстка ребят все еще будет претендовать на место в команде первокурсников. В конце концов, в первой лодке всего лишь девять мест.
Остаток дня был занят сбором показателей и параметров. Джо Ранца и Роджера Морриса, как и всех остальных претендентов, попросили сначала встать на весы, потом к измерительной штанге и в конце заполнить анкеты для уточнения медицинских показателей. Помощники тренера и старшие студенты с планшетами в руках
Руководил всем процессом стройный молодой человек с большим мегафоном в руках. Том Боллз, тренер команды первокурсников, и сам был в прошлом одним из гребцов университетской сборной. У него было приятное лицо с немного узковатой челюстью и мягкими чертами. Боллз был выпускником исторического факультета и сейчас работал над получением степени магистра. Он носил очки в проволочной оправе и по внешнему виду очень напоминал ученого – из-за этого многие спортивные обозреватели стали называть его «профессор». Та роль, которую ему предстояло сыграть этой осенью, как и каждой предыдущей, и правда была во многих смыслах ролью педагогической. Каждую осень, когда его коллеги на баскетбольной площадке или на футбольном поле впервые оценивали перспективы первокурсников, они могли использовать то, что мальчики уже играли в старшей школе и знали, по крайней мере, основы этих популярных видов спорта. Однако почти никто из молодых людей, столпившихся у входа в лодочную станцию этим днем, никогда в жизни не держал весла и уж тем более никогда не пробовал управлять судном столь чувствительным и суровым, как академическая гоночная лодка. Усложнялся отбор тем, что все парни были довольно высокого роста.
Большинство из них были городскими жителями, как и те, что расположились на лужайке у библиотеки. Дети адвокатов и бизнесменов, они были одеты с иголочки – в шерстяные брюки и вязаные жакеты. Некоторые, как и Джо, были сыновьями фермеров, рыбаков или дровосеков, взращенные туманными прибрежными деревнями, сырыми молочными фермами и дымными пилорамами, раскиданными по всей стране. Повзрослев, они научились искусно владеть топорами, баграми и вилами, и благодаря этой работе у них были широкие плечи и крепкие руки. Боллз знал, что их сила была полезна для спорта, но гребля – он, как никто другой, понимал это – являлась искусством настолько же, насколько и физическим трудом, и острый ум был настолько же важен, насколько важна была грубая сила. Лодка шириной всего полметра вмещала в себя около семисот пятидесяти килограммов живого веса, и чтобы двигать ее по воде с хоть каким-нибудь подобием скорости и грации, необходимо было сначала изучить, усвоить и привести в правильное и точное исполнение тысячу мелких нюансов. И в течение нескольких следующих месяцев ему надо будет научить этих мальчишек, по крайней мере, тех немногих, кому удастся попасть в команду первокурсников, каждой мелочи из этой тысячи деталей. Но не только мелочам ему придется обучать: смогут ли деревенские мальчишки справиться с интеллектуальной стороной этого спорта? Хватит ли у городских мальчишек стойкости для того, чтобы просто физически выжить? Боллз знал, что большинство из них не справится.
Еще один высокий мужчина спокойно наблюдал за происходящим, он стоял в широком проходе лодочной станции и вертел в руках шнурок, на котором висел ключ общества «Пси Бета Каппа». Он, как всегда, был безупречно одет: костюм-тройка, белоснежная рубашка, галстук и котелок. Элвин Албриксон, главный тренер всей гребной программы Вашингтонского университета, был очень придирчив к каждой детали, и его стиль одежды давал людям понять: он здесь главный и он очень занятой человек. Элу было всего тридцать – он был настолько молод, что ему сразу приходилось выстраивать четкие границы между собой и студентами, которые тренировались под его руководством. В этом очень сильно помогал костюм и ключ «Пси Бета Каппа». Помогало и то, что он был очень привлекательным от природы, с телосложением истинного гребца, коим он и являлся. В университетской команде, которая выиграла национальные соревнования в 1924 и 1926 годах, он был загребным веслом. Высокий, мускулистый, с широкими плечами, Албриксон обладал скандинавскими чертами лица: высокие скулы, точеный подбородок и холодные, серо-стальные глаза. Это были такие глаза, одного взгляда которых достаточно, чтобы заставить замолчать любого, кто осмелился усомниться в его словах.
Эл Албриксон
Родился Эл здесь, в Сиэтле, в районе Монтлейк, совсем недалеко от лодочной станции. Вырос он рядом с озером Вашингтон – в районе Мерсер Айленд, еще до того, как остров стал местечком для богачей. Семья его не была обеспеченной, они едва сводили концы с концами. Для того чтобы
Самый молчаливый человек во всем университете, а может быть, даже и во всем штате, Албриксон был широко известен своей немногословностью и загадочностью. По происхождению он был наполовину валлиец, наполовину датчанин, и спортивные писатели из Нью-Йорка, одновременно разочарованные и очарованные тем, насколько тяжело было вытянуть из него хотя бы скромную фразу, стали звать его «Суровый Викинг». Его подопечные также нашли прозвище подходящим, однако никто из них не решался назвать тренера так в лицо. Он заслужил глубокое уважение у своих парней и сделал это, ни разу не повысив голоса, более того, почти с ними не разговаривая. Те несколько слов, которыми он удостаивал ребят, были настолько тщательно подобраны и обладали такой силой, что либо резали кинжалом, либо согревали душу того, к кому они были обращены. Он строго запрещал своим спортсменам курить, пить и нецензурно выражаться – хотя ходили слухи, что он и сам грешит этим, находясь вне пределов видимости и слышимости студентов. Парням иногда казалось, что он был практически лишен эмоций, однако год за годом в нем начали проявляться самые глубокие и светлые чувства, которые многим из ребят никогда не довелось испытать.
Пока Албриксон наблюдал за новым потоком первокурсников, к нему незаметно приблизился Роял Броухэм, спортивный редактор газеты «Пост-Интеллиженсер». Броухэм был настолько худым мужчиной, что через много лет корреспондент Кит Джексон компании «Эй-би-си» назовет его «веселый маленький эльф». Однако он был не только веселым, но и хитрым. Ему была прекрасно знакома вечная невозмутимость Албриксона, и у него были свои прозвища для тренера: иногда он был «Невозмутимым парнем», иногда – «Человеком с каменным лицом». Сейчас же Броухэм внимательно всмотрелся в неподвижные черты Албриксона, а потом принялся осыпать его провокационными, надоедливыми вопросами. Журналист был полон решимости выяснить, что тренер «Вашингтон Хаски» думает о первокурсниках, об этом «высоченном лесе», как называл их Броухэм. Албриксон долгое время молчал, наблюдая за молодыми людьми на пандусе и щурясь от яркого солнца, отражающегося в заливе Монтлейк Кат. Температура поднялась до 25 градусов, что было необычайно жарко для дневной октябрьской температуры в Сиэтле, и некоторые из новеньких студентов сняли рубашки, чтобы впитать последние теплые лучи осеннего солнца. Несколько человек прохаживались вдоль пристани, иногда нагибаясь, чтобы поднять длинное весло из желтой ели и прикинуть его примерный вес, перекладывая деревянное древко из руки в руку. В золотом свете послеполуденного солнца молодые люди двигались очень грациозно – гибкие и подтянутые, они уже были готовы приняться за дело.
Когда Албриксон в конце концов повернулся к Броухэму, то ответил на все расспросы довольно расплывчато, одним словом: «Неплохо».
Роял Броухэм слишком хорошо знал Албриксона и поэтому еще раз взглянул ему в лицо. Что-то в ответе тренера – нотка в голосе, проблеск в глазах или дернувшийся уголок рта – привлекло внимание Броухэма. И на следующий день он предложил читателям газеты свою интерпретацию ответа Албриксона: «если говорить откровенно… они, несомненно, очень хороши».
Интерес Рояла Броухэма к тому, что думал Эл Албриксон, был далек от праздного – это было больше, чем желание заполнить свою ежедневную колонку очередной краткой цитатой тренера. Он был в поиске сенсации – одной из многих, о которых он напишет за свою шестидесятивосьмилетнюю карьеру в «Пост-Интеллиженсер».
С тех пор, как он начал работать в газете в 1910 году, Броухэм, известный своей сверхъестественной способностью извлекать информацию даже из таких выдающихся личностей, как Бейб Рут и Джек Демпси, стал чем-то вроде местной легенды. Его мнение, его связи и упорство пользовались такой популярностью, что он быстро стал одной из центральных фигур общественной жизни в Сиэтле. Знакомства с ним искали чиновники всех рангов, политики, звезды спорта, ректоры университетов, агенты бойцовских клубов, тренеры и даже букмекеры. Но, кроме всего прочего, Броухэм был искусным пропагандистом. «Отчасти поэт, отчасти артист», называл его Эммет Уотсон, другой легендарный журналист Сиэтла. Но больше всего Роял Броухэм хотел продвинуть Сиэтл. Он хотел поменять мнение мировой общественности, и в ее глазах из серого, сонного городка лесорубов и рыбаков превратить его в возвышенный центр культуры и спорта.