Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга
Шрифт:
Местная пресса разнесла высказанные оправдания вдрызг. Вот если бы губернатор не имел в этом случае личной конкретной выгоды, тогда другое дело. И вообще, губернатор — это такая персона, что ему следует всегда хорошенько подумать, прежде чем принять любую, даже самую незначительную услугу. Не подумал. Наверное, потому, что принял решение до того, как ему залечили зуб мудрости. Или не долечили.
Бывший мэр Петербурга Анатолий Собчак, проживая в хорошем городе Париже, весь 1998-й год жил заботами покинутой им отчизны. Активно участвовал он и в дискуссии по поводу перезахоронения останков царской семьи.
В депеше,
— Ну кто во Франции помнит, при ком был перезахоронен Наполеон Бонапарт?
А Ельцин возьми да прибудь в Питер. Промахнулся Анатолий Александрович, промахнулся.
Губернатор Саратовской области Дмитрий Аяцков дал обед в честь прибывшего в губернию Бориса Немцова.
— Включаю я телевизор, а там Ельцин, — произнес тост губернатор. — Говорит: ухожу досрочно, но при условии, что преемником будет Немцов.
Гость хохочет:
— Народ будет аплодировать, Лужков громче всех!
Разговор о Лужкове Немцов продолжил перед саратовскими журналистами:
— Лужков верит в бюрократию и контроль над бизнесом. Его приход означал бы только смену олигархических физиономий. Есть и еще две проблемы: Лужков никогда не управлял там, где мало денег. И в стране будут проблемы со свободой слова. В Москве сейчас газеты не пишут о Лужкове плохо, потому что он может отключить у них канализацию...
Во время проведения газетой «Московский комсомолец» «прямой линии» с мэром Москвы в декабре 1998 года москвичка Алина поблагодарила Юрия Лужкова за то, что город стал красивы**.
— Мне кажется, — сказала она, — что в связи с последними событиями, с этой шумихой вокруг памятника Феликсу Эдмундовичу, может быть, надо принять закон, чтобы памятники ставили, например, только по решению городской Думы?
— Я вам могу сказать, — ответил мэр, — не волнуйтесь. Такого рода вопросы решает городская Дума и правительство города. Никаким другим структурам, даже Государственной думе, мы не позволим вмешиваться. Существует закон города Москвы, который регулирует эти процессы: опрашивается общественность, проходит конкурсный отбор. А если говорить о памятнике Дзержинскому, то здесь речь идет о политическом реванше. Предлагают поставить Феликса Эдмундовича, пустить Анпилова с красными флагами по Красной площади... Глядишь, народ посмотрит и скажет: коммунистическая партия становится влиятельной и сильной, давайте снова пойдем в коммунизм.
Депутат Госдумы Иосиф Кобзон убежден: ни у кого из политических деятелей современной России нет права на то, чтобы занять высший пост в государстве. А вот у Лужкова есть.
— Он прошел всю, так сказать, линию гражданина — от студенческой скамьи, бригадира и до руководителя государства. Потому что Москва — это не регион, не город, — это государство.
Когда со всех сторон звучат такие заверения, только глухой их не услышит. Одно время и сам мэр склонен был считать, что Москва — это государство. Из этого он и исходил, когда весной 1998 года, раздосадованный тем, что Росгидромет заблаговременно не разослал предупреждения об обильном снегопаде, обрушившемся на столицу, заявил: Москва больше не нуждается в таких горе-прогнозистах.
Июньский шквал, причинивший сильные повреждения городскому хозяйству, вынудил мэра утвердиться в планах создать собственную метеослужбу, которая давала бы прогнозы изменений
Однако, как оказалось, чтобы иметь прогноз о погоде на территории Москвы, надо знать обстановку не только в ближайших областях, но и гораздо дальше. А такое под силу только государственной метеослужбе, имеющей станции наблюдения по всей России, включая Северный морской путь.
Пришлось от затеи отказаться. Москва, конечно, большая, но все же не отдельное государство.
Префект Северо-Западного административного округа Москвы Виктор Козлов:
— Москва— это маленькая модель всей России. Город разделен на десять неравнозначных округов. Есть Центральный округ и есть округа, примыкающие к кольцевой дороге. Все, как в стране, — Центр и его окраины. На первом этапе мы у себя на Северо-Западе тоже считали, что Центральный округ наиболее инвестиционно привлекательный, а наша окраина никому не нужна.
— А что, разве неправда?
— У каждого российского региона есть своя изюминка, с помощью которой можно привлечь инвестиции. Возьмем, например...
— Возьмите себя.
— Хорошо, возьмем Северо-Запад. Какие у нас достоинства? Это, прежде всего, географическое положение. Мы наряду с Северным и Западным округами — своеобразное московское окно в Европу. Все трассы, ведущие на Запад, проходят через три этих округа. Поэтому у нас хорошо развита система терминалов.
Префект Северо-Западного административного округа Москвы Виктор Козлов увлеченно рассказывает о строительстве демократии на вверенной ему территории. Журналист «Московского комсомольца» Леонид Крутаков прерывает собеседника:
— Все рассказанное вами имеет все-таки столичную специфику. Может быть, именно это и формирует у регионалов представление о Москве как о некоем снобистском образовании, свысока поплевывающем на всю страну?
— Подобное отношение к столице сформировалось не в последнюю очередь благодаря прессе. К примеру, правительство России берет кредиты на Западе. Что пишется у нас в прессе? Москва получила кредиты. Во всем мире принято уходить от названия стран— это нормальное явление для прессы. Никто не пишет Великобритания. Пишут — Лондон, хотя имеется в виду вся страна. И никому на Западе даже мысль в голову не приходит противопоставлять Лондон и Великобританию. А у нас в стране, к сожалению, половина населения, прочитав в газете, что Москва получила кредиты, воспринимает это сообщение буквально.
— Согласитесь, у людей есть повод так считать, — упорствует журналист. — Сегодня Москва по уровню жизни гораздо выше всех остальных регионов России.
— Не буду спорить, это другой вопрос. Я сейчас говорю даже не об уровне жизни, а о лингвистике. Москва стала заложницей своей самоидентификации со всей Россией.
Московский мэр Юрий Лужков о своем движении «Отечество»:
— Люди пришли с желанием участвовать в этой политической организации, их никто туда не толкал, никто не звал ни рублем, ни страхом. Ну разве это плохо? Никто из нас вообще не захотел заниматься политикой: я бы почел за счастье еще много лет заниматься только хозяйственной деятельностью. Да и сейчас могу сказать, что на 95 процентов я занимаюсь нашим городским хозяйством и лишь на 5 процентов — политикой. Она меня совершенно не прельщает. Но когда я вижу, как многие политики ведут страну буквально к гибели, я не могу оставаться в стороне. Нужно что-то делать, объединяться, консолидироваться, создавать свое движение, иначе мы погибнем.