Мальчишки-ежики
Шрифт:
— Три, три и — дырка, — ворчал Шмот. — Слесарное дело забудем.
И фабзавучники стали увиливать от грязной работы, шататься без дела по депо, глазеть, как выкатывают обновленные паровозы, а на их место на ремонтную канаву ставят инвалидов.
Перед обедом в депо пригнали с путей еще теплую «овечку» — на профилактический ремонт. Шмоту захотелось детальнее разглядеть будку машиниста, и он подговорил ребят забраться на паровоз.
— Ощупать надо. По учебникам учили, а в руках даже регулятора не держали.
Парнишки огляделись. Рядом
— Лезем, — предложил Олег Могучих.
Четверо мигом вскарабкались в будку машиниста. А там Могучих, будто зная больше всех, стал показывать:
— Это парометр, давление показывает… Трубка эта — водомерное стекло… Этой ручкой кулису переводят… А где регулятор?
— Вот, — нашел Шмот. — Только как пар пускать?
— Сейчас покажу. Дай-ка!
Точно опытный машинист, Могучих схватил регулятор обеими руками и дернул. Паровоз вздрогнул, чихнул паром и заскрипел колесами.
Фабзавучники переполошились:
— Пар в нем! В поршни ударил!
— Давай тормоз!
— Пусти к регулятору!
— Испорчен…
Все четверо стали хвататься за ручки, за кран, за все подряд. А паровоз пыхтел и катил прямо на ворота.
— Прыгай, ребята!..
Затрещали ворота. Паровоз врезался в них буферами и продолжал двигаться. Прыгать было поздно. Ворота сорвались с петель и рухнули под колеса.
Тут паровоз остановился. Пар в котле кончился.
Прибежали рабочие. К месту происшествия примчался и начальник депо.
Из паровозной будки выглядывали перепуганные фабзавучники.
— Кто вам позволил на паровоз лазать? — закричал начальник депо.
— Ты их еще месяц без работы подержи, — сказал пожилой рабочий. — Они у тебя все депо разворотят. Ребята здоровы!
У Шмота и его приятелей отобрали рабочие номерки.
Больше их в депо не пустили. А через день и в литейке праздношатание закончилось происшествием.
Отформовав свои полсотни тормозных колодок, фабзавучники пошли поглазеть, как идет заливка форм чугуном. Мостовой кран, визжа от тяжести и рассыпая искры, потащил от вагранки большой ковш, наполненный расплавленным металлом. Предупреждающе зазвонил колокол.
Ребята, желая получше разглядеть, как искрящаяся струя попадает в прожорливую глотку формы и, крутясь в воронке, уходит вовнутрь, так близко подошли к опоке, что услышали в ней сердитое ворчание чугуна. Заполняя пустое пространство, металл тыкался во все стороны, искал лазейку на свободу, фырчал и плевался огнем… И вдруг нашел плохо замазанную щелку в стыке опок. Сначала показался синий язычок, а затем острая струйка хлынула на горелую землю и… на сапог неосторожного фабзайца.
Тюляев взвыл, помчался по цеху. В горячке он не смог найти воду, плюхнулся прямо в лохань с жидкой белюгой.
Подошли старики литейщики, велели сапог разрезать: Виванов полоснул его перочинным ножом, сорвал дымившуюся портянку, но поздно. Ступня побурела, покрылась белыми полосами.
Один из стариков вытащил из кармана кусок пиленого сахара, сунул его
— Разжуй и приложи. Верное средство от ожога, всегда помогает.
Тюляев торопливо разгрыз сахар, помазал липкой жвачкой волдыри и опять взвыл — еще больней стало. Пришлось вызвать «скорую помощь».
Когда санитары унесли Тюляева, мастер собрал фабзавучников в конторке и сердито сказал:
— Вам было сказано: по цеху не шляться. А вы что? Под раскаленный чугун лезете. Если еще раз кого замечу на заливке, номерок отберу. Завтра из своего угла никуда! Ясно-понятно?
Говорящий паровоз
Члены бюро пришли к Калитичу.
— Что будем делать? — спросила «Слоник». — Отовсюду гонят.
— Я поговорю в парткоме мастерских, — пообещал Калитич. — Надо стариков пристыдить.
— Лучше в живой газете продернуть, — предложила Шумова.
— Можно и в газете, — согласился Калитич. — Только посмешней. Пусть слух о приходе фабзавучников вызовет у старичков желание приобрести подручных. Потом появляетесь вы и задаете дотошные вопросы с научной терминологией, взятой из учебников. Вопросы ошарашивают стариков. Те, чтобы сохранить производственные тайны, начинают плести несусветную чушь, даже названия инструментов засекречивают. Одни скрытничают, другие бедокурят, да так, что станки, плавильные печи и паровозы начинают возмущаться. После тарарама живгазетчики выходят на сцену серьезными и спрашивают: «Товарищи производственники, вы что, «Ванек» ждали? К вам пришла озорная, но грамотная смена. Вы же были молодыми. Не пугайтесь нас, мы не конкуренты, мы ваши братья и дети. Поднимитесь на высшую ступеньку, раскрывайтесь, воспитывайте нас по образу и подобию своему!»
— Слушай, Ваня, ты прямо гений! — воскликнула «Слоник».
К Мари они пошли втроем — Калитич, Шумова и Громачев. Сергей Евгеньевич встретил их радушно.
— С новым предложением пришли? Очень приятно! Раздевайтесь, усаживайтесь поудобней и выкладывайте, что придумали.
Замысел Сергею Евгеньевичу понравился.
— Технически все выполнимо, — сказал он. — Мы нарисуем и станки, и пылающие печи, и говорящие паровозы. Они будут передвигаться, как живые. Но мы должны быть не только насмешниками, но и носителями новых идей. А что, если предложить взять с паровозного кладбища в фабзавуч никуда не годный локомотив и оживить? Восстановить весь до малейшей детали своими силами?
— Самим чертить, самим делать лекала, модели, отливать, ковать, обтачивать, — подхватила Шумова. — Это было бы здорово. Но сумеем ли целый паровозище на колеса поставить?
— А почему бы и нет? Чертежи я беру на себя. Среди ребят есть великолепные чертежники и копировальщики. Ну, а литейщики и кузнецы подходящие, надеюсь, найдутся? — спросил Мари у Калитича.
— Сколько угодно, — ответил тот, загораясь новой мыслью. — Самостоятельность ребятам понравится, они будут тянуться.