Мальчишки, мои товарищи

Крапивин Владислав Петрович

Ребята начали разбирать переправу. Но тут подошёл и остановился тяжеловесный «МАЗ».

– Вы что… Головы у вас нет?! – загремел водитель. – Люди старались, а вы переправу губите!

– Это наши брёвна, – удивлённо возразил Гарик. – Мы их дали шофёру. Он буксовал.

– Я вам дам «ваши». Сейчас забуксуете… – Тяжело дыша, грузный водитель в промасленном пиджаке выбрался из кабины. Растерянно переглянувшись, ребята отступили.

Шофёр ногой закатил на старое место вытащенное бревно и провёл

машину, ещё глубже утопив в глине остатки «Ориона». Подождав, когда отъедет «МАЗ», ребята снова принялись выковыривать брёвна. Когда, с ног до головы перемазавшись глиной, выпрямились они, чтобы передохнуть, Гарик сообразил:

– Мачтой надо подцепить.

Скользя по глине босыми ногами, они подошли к воде, где лежала мачта. С реки продолжал дуть сырой плотный ветер. Маленькие крутые волны коротко хлестали о берег. В небе, жёлтом от низкого солнца и влажного тумана, проносились серые рваные облака.

Скользнув взглядом вдоль берега, Серёжка увидел далеко-далеко, у поворота, где река теряла свинцовый блеск и зелёной ниткой казался береговой тальник, несколько автомашин.

– Колонна идёт, – сказал он.

– Колонна? – переспросил Гарик. – Много? – И тут же определил сам: – Машин двенадцать… Но мы до них успеем ещё…

Он замолчал вдруг. Дальше нужно был сказать слова: «…вытащить брёвна», но это было всё равно, что сказать «разрушить мост».

Далеко-далеко шла колонна грузовиков.

– Потом ещё будут машины. Без конца, – сказал Гарик. – Ну, как?

Серёжка думал. Уже стал слышен гул моторов. Но ещё можно было успеть скатить брёвна к воде. Серёжка взял мачту и двумя руками, как тяжёлый гарпун, кинул её в реку. Гарик вздохнул и промолчал.

Потом они вымылись в реке. Вода оказалась тёплой, но ветер обжигал мокрое тело. Ребята оделись.

– Пошли?

Они двинулись в путь, держа в руках ботинки.

Впереди было семь километров размытой дороги и пять километров асфальтового шоссе. В мокрых кустах шумел ветер. Солнце клонилось к горизонту где-то за облаками.

…В трёх километрах от города, когда уже стемнело, их взяла на борт попутная машина.

1960 г.

Осколок моря

Под Севастополем, у Херсонеса, море разбивает о камни синее стекло волн. Волны выносят на берег ярко-зеленые водоросли,, прозрачных медуз, черно-оранжевые клешни крабов и черепки древнегреческих амфор. А сегодня моря бросило к моим ногам полупрозрачный голубоватый камешек.

Я поднял неожиданный подарок. Посмотрел сквозь камешек на солнце. Яркие лучи растворились в нем, словно в морской воде, лишь в трещинках и щербинках горели влажные радужные искры.

Голубой камешек напомнил мне начало сорок пятого года,

когда, перевалив через Урал, бесновались на окраинных улицах нашего городка февральские бураны. Было время длинных очередей за пайковым хлебом и тревожного ожидания писем с фронта, хотя Победа казалась уже недалекой.

Я помню оранжевые блики пламени на потрепанных страницах. Примостившись на поленьях, мы читали «Детей капитана Гранта». Эту книгу я нашел среди бумажного хлама, предназначенного для растопки. Сын соседки, мой товарищ Павлик, не дал сжечь книгу. Он понимал в книгах толк, потому что был старше меня на четыре года. Недавно ему исполнилось одиннадцать.

Павлик всегда что-нибудь выдумывал. Однажды он выменял у одноклассника на кусок хлеба с топленым маслом маленький голубоватый камешек, словно обточенный волнами.

– Это камень с берега моря.

Камешек светился, как голубая вода, если сквозь него смотрели на огонь. Он стал глазком перископа нашей подводной лодки, которую мы строили из табуреток и старой самоварной трубы. По вечерам, когда взрослые задерживались на работе, наша подлодка открывала необитаемые острова и топила немецкие линкоры.

Камень был для нас осколком моря.

Проводя вместе длинные вечера, мы с Павликом подружились очень сильно. А весной Павлик убежал на фронт. Он хотел попасть на торпедные катера. Хотел защищать наши берега и наше море… Поймали его на следующий день.

Мы крепко поссорились, потому что, собираясь на фронт, Павлик ничего не сказал мне о своих планах. А что может быть обидней, чем недоверие друга? Пусть даже человеку нет еще и восьми лет, все равно…

Долго я помнил обиду. Но было жаль и зимних вечеров, морской игры и светлого камешка с солнечных берегов.

По ночам снилось море. В туманном небе светлым пятном плавало солнце. Янтарные отсветы лежали на воде. Под влажным ветром качались мачты, звенели цепи, оставленных на берегу якорей, и волны раскатистыми залпами ударяли о причал.

– Что это? – спрашивал я, просыпаясь.

– Это салют, – говорила мама. – Спи. Наши взяли еще один город…

Однажды, когда я еще не успел заснуть, пришел Павлик. Подошел к кровати и сказал, что завтра он с матерью уезжает. Совсем, в другой город.

– Ну и уезжай, – сказал я самым равнодушным голосом.

– Все еще злишься, – усмехнулся Павлик. А я не злился. Просто не хотел показать, что жаль расставаться, не хотел из упрямства.

– Спать мне хочется, – сказал я.

– Врешь ты. – вздохнул Павлик. Он помолчал, потом вынул из кармана камешек и потянул, держа на ладони.

– Возьми… на память.

Я мотнул головой. Зачем мне камень, если нашей лодке больше не плавать?

Павлик повернулся и пошел к двери.