Мальчишник
Шрифт:
Летний рассветный берег. В полдень — коричнево-желтый, палящий, безводный, с постукиванием овечьих бубенцов и часто — пронизывающий зноем ветер.
— По картам здесь и город был, и порт. Остатки мола видны под волнами. Соседний холм насыщен черепками амфор и пифосов. Но город стерт, как мел с доски, разливом диких орд… Зубец, над городищем вознесенный, народ зовет «Иссыпанной короной», как знак того, что сроки истекли…
Напоминаю — Волошин.
Сейчас, на рассвете, на море безлюдье, пустота.
— Великое дыхание.
Безлюдье и на берегу.
— Сухие
Важно — необнаруженными достичь Карадага и уже под прикрытием этого вулкана добраться до Сердоликовой бухты. Возвращаться следовало с темнотой, чтобы тоже не обнаружили. Лодок на станции много, так что исчезновение одной не заметят.
Контрабандисты…
Да еще Вера повязала лоб красной косынкой, в ушах — крупные полумесяцем серьги. Лицо густо-коричневое от загара.
По спокойной воде ходу до Карадага на веслах не более часа. Мы и дошли за час. Скрылись под тенью горы. Проплыли скалы Бегемотики, Лягушачью бухту, усеянную пятнистыми, как лягушачья кожа, камушками. Обогнули Плойчатый мыс.
Володя вел наш маленький корабль как штурман, исходивший на веслах этот маршрут еще до войны — плавал к Золотым воротам и вскарабкивался на них, где было гнездо орла. Из гнезда взял перо.
Сердоликовая бухта. Причаливаем. Чтобы увидеть вершины скал, «необходимо свести затылок с уровнем моря, то есть опрокинуть лодку», — записала Марина Цветаева, когда совершала такую же поездку с Волошиным. Волошин сидел на носу, Цветаева — на корме. Гребли турки-контрабандисты. Так ведь тоже — контрабандисты!
Близ Сердоликовой бухты разрез одного из жерл вулкана. Показал Володя. Все он знает про Коктебель, про Карадаг. Сказал, что есть еще Чертов камин — откуда тоже лилась раскаленная лава. Застыла «вертушкой».
Красные камни, к которым причисляется и сердолик, это — «огонь, пламя, жар, страсть». Так отмечается в книге о камнях.
Вытащили лодку на коротенький берег, и тут же Володя поставил нас под мелкий водопад-дождик. Он слетал со скалы тонкими струйками. Весело попрыгали под дождиком и приступили к поискам сердоликов.
Пригоршнями поднимали со дна камни и, пересыпая в ладонях, ждали, когда мелькнет красный цвет. Володя первым обнаружил сердолик. Поглядели. Маленький. Вернули морю. Обнаружила Вика, но не интересной формы, да и слабоокрашенный. Вернули в глубину. Потом — опять Куба. И опять не понравилась форма, окраска. Были еще и посторонние вкрапления. Вера нашла какую-то мелочь — сама и выбросила.
Мы были увлечены поиском. Не терпелось достичь желанной цели. Но мы были придирчивы, строги. Сердолики должны быть первоклассными, лучшими из лучших. Огонь! Пламя! Как Верина косынка, скажем так.
К нам довольно близко подплывали каменные окуньки и зеленушки. Может быть, я и ошибаюсь в названиях, потому что не рыбак и не моряк. Застывали в воде, наблюдали.
Вика объявила перерыв в работе. На завтрак. Устроились у лодки. Мягкий лиманский сыр, похожий на брынзу, холодные чебуреки, которые с вечера купили в столовой пансионата. Овощи. И спелый до того, что уже растрескался, белый инжир. Таким инжиром, считает Вика, можно сразу и позавтракать, и пообедать,
Когда съели по первому чебуреку, из-за мыса вынырнул катер, энергично направился к нам. Подошел к берегу, к нашей лодке. Заглушен мотор. В катере двое. Работники биостанции.
— Есть разрешение на нахождение в этих местах?
— Нет, — ответил я.
— Документы личности имеете?
— Нет.
Мы действительно не взяли с собой никаких документов.
— Кто вы?
— Обычные отдыхающие.
— Но вы не в обычном месте отдыхаете. Заповедник.
— Каменщики, — сказал другой в катере. Похоже, он обвинил нас в накопительстве.
— Каменщики, — согласился я. — Но не обычные.
— Мы сейчас заняты экспериментом. Торопимся. Вынуждены отобрать весла. На обратном пути отправитесь с нами.
Весла у нас забрали. Вера, в силу темперамента, пыталась ринуться, отстоять весла. Володя ее удержал: могло классифицироваться как сопротивление властям.
Катер ушел. Мы успокоили Веру и решили закончить завтрак. Нам это удалось. Катер вернулся. Нас подцепили на буксир, и мы отправились на биостанцию.
В случившемся был повинен я. О чем во всеуслышание я и заявил на биостанции.
Эти пределы священны уж тем, что однажды под вечер Пушкин на них поглядел с корабля, по дороге в Гурзуф…Первым юношеским увлечением Волошина был Пушкин. Стихотворение Волошина «Коктебельские берега», как я убедился, прекрасно знали работники биостанции. Поэтому я только сказал, какое отношение оно имело к нашей неузаконенной экспедиции. В общем, объяснился.
Результат?
Два сердолика были найдены в Сердоликовой бухте. Найдены, но не нами. И были отданы нам, подарены сотрудниками биостанции, теми самыми, которые задержали нас и отобрали весла. Но теперь нам вернули не только весла, а устроили экскурсию в биологический музей при станции, показали морских драконов, морских котов и лисиц. Морскую корову и много еще всякой черноморской живности. Показали красивый экземпляр бабочки Цирцеи. Володю пригласили на рыбалку и, главное, подарили нам два лучших из лучших, какие только могут быть найдены в районе Карадага, карадагских сердолика. Огонь! Пламя! Настоящие карнеолы, сваренные в карадагском камине. Или настоящие лалы, как называют красные камни на Востоке.
О сердоликах писали еще до нашей эры древнегреческий естествоиспытатель и философ, занимавшийся минералогией, Теофраст и римский писатель и ученый Плиний. Под именем «одем» — сердолики упоминаются в Библии. В средние века сердолики служили предметом торговли, Из крупных кусков вытачивали ритуальные чаши, кубки для вина, подсвечники. Особенно ценились сердолики в Византии и в Иране. Копи их находились в Йемене и в Индии. Как отмечает крымский краевед В. Купченко, карадагский сердолик считается источником вдохновения, прежде всего для поэтов. Со времени пушкинского сердолика? В Коктебеле побывал Вересаев, автор книги-хроники «Пушкин в жизни». Приезжал за вдохновением?