Мальчий бунт
Шрифт:
— В чем дело, что за крик? Какое горе?
Молодой и звонкий голос из-за стенки ответил:
— Горе-то? Где Васька?
— Васька здесь. Вася, отзовись…
— То-то здесь. С ним, слышь, медвежья болезнь приключилась. Да и все вы, видать, в расстройстве с испугу: забрались не выгонишь…
— Хо, хо, хо! Вася — правда, что ли… — захохотали ткачи.
А из-за стенки тот же голос:
— Всё нам «бабы», «бабы», а вы-то — сами хуже баб!..
Васька закричал:
— Мы-то? Мы? Мы вам сейчас покажем, — и побежал из уборной вон…
Из соседней
— Вася! Вася! Постой-ка, что это с тобой!
Рядом с Васькой, задыхаясь, бежал Шпрынка…
Вбежав в этаж, Волков крикнул:
— Снимай ремни!..
Ближние ткачихи перевели ремень на холостой шкив, но дальше голос не слыхали за шумом.
Шпрынка, схватив за руку Василия, крикнул ему на ухо:
— Вася, газ давай погасим!
— Гаси газ! — крикнул Васька; схватив из окроба початок, он швырнул его в фонарь. Стекло разбилось, и рожок погас.
— Газ гаси! — повторил крик Васи Шпрынка.
Ближние ткачихи стали привертывать рожки.
— Газ гаси! Гаси газ! — кричали они от станка к станку, но голоса людей опять пропали, словно утонули в грохоте машин.
Дальше не знали, в чем дело, и попрежнему над яростно дрожащими станками трепетали сине-золотые мотыльки огней: по глазку над каждым станком, — их было в этаже несколько сотен.
Васька в недоуменьи озирался кругом, не зная, что предпринять. Шпрынка дергает его за руку:
— Тебя, Вася, Анисимыч зовет…
Они вышли на площадку лестницы. Там был Анисимыч, окруженный шайкой Шпрынки.
— Анисимыч! Погасим газ!..
— Да как его погасишь?
Мордан сказал:
— Я знаю. Надо закрыть коренной кран.
— А где он?
— Вон, под потолком…
— Лестницу надо…
— Лестницу брать, смотритель заметит, — всё пропало…
— Не надо лестницы, — сказал Мордан. — Эй, Батан, становись к стене. В пристенную чехарду сыграем…
Батан живо стал к стене, нагнувши голову к плечу. За ним встали, обняв товарища по стану, еще двое, спрятав голову под мышками Батана. Приклей с Вальяном разбежались, вскочили им на спины.
— Шпрынка, ты легче всех — валяй…
Шпрынка плюнул на ладони, растер и почти с места без разбегу подпрыгнул, как резиновый мячик, взобрался на спины товарищей и встал на плечи Приклею и Вальяну. Достал руками тугой вентиль коренной газовой трубы и закрутил его до отказа:
— Готово!.. Сам царь на горе!.. — закричал Шпрынка.
Гора только одно мгновенье стерпела «царя»: рухнула и распалась на полу. С хохотом и криком мальцы возились на чугунном полу, разбирая руки и ноги…
Свет во всем корпусе погас… Станки затихли. Народ валом повалил из корпуса. Сторожа закрыли боковые двери. В главных получилась давка. У дверей стоял Васька и еще несколько ткачей и надрывались криком, чтоб народ не напирал. Ткачихи весело визжали. Мальчишки головами пробивались к выходу, чтобы не опоздать на двор!..
— Наверно, там уж началось!..
— Вася, как твое здоровье? — кричали девушки, пробегая в двери…
— Ничего,
— Ура! Нынче у нас праздник! Газ гаси!
— Газ гаси!
— Ура!
4. Без выстоя
С криками «ура» толпа ткачей валила к прядильной… Торфяники попрятались с дубинами по темным закоулкам… Впереди толпы с присвистом бежали мальчишки и кричали:
— Газ гаси! Гаси газ! Газ гаси!
Первыми они ворвались, будто их гнал сзади лесной страх, в прядильную и рассыпались по всем четырем этажам с тем же криком:
— Гаси газ!..
В фонари полетели початки, комья «пыли» и концов. Зазвенели стекла. Огни погасли. От непривернутых рожков разлился острый запах газа…
— Выходи скорей, а то от газу угорим!..
Остановились пылевые и чесалки. Перестала течь в короба лента с ленточных машин, встали с мягкими початками ровницы на веретенах крутильные станки, замолкли бешеные банкобросы, и смолкло жужжанье веретен на ватерах и мюль-машинах. Прядильня встала…
— На старый двор! — кричал народ, валом валя по лестнице прядильни.
Шпрынка спросил Анисимыча:
— Теперь торфяников бить будем? Они вроде фискалов, дяденька.
— Погодь. Поспеть — еще взопрешь. Зев открыл — основа стой! Без выстоя товар выходит голый [7].
Но впереди толпы уже кричали «бей»… Мальчишки кидали во все стороны комья снегу, замерзшие отметки конского навозу, торф… Кучка торфяников убегала без боя по направленью к конному двору, за ними кинулись мальчишки. Звякнуло разбитое в дворовом фонаре стекло. Толпа ткачей и прядильщиков вытягивалась по улице. Анисимыч кричал:
— На старый двор! А ты, Василий, веди на двор красильной!..
Толпа растроилась натрое, будто у ней выросло три головы — и головы эти то втягивались в плечи, то вытягивали шеи, — это мальчишки то забегали в нетерпении вперед, то возвращались к медленно идущей толпе, зазывая взрослых криками и свистом.
Шпрынка потерял в толпе товарищей, едва дозвался одного Мордана.
— Это так валенки стопчешь со двора на двор ходить, заведенье наше вишь какое! Надо разом бы всё, — говорил Шпрынка: как ловко в новоткацкой вышло: «гаси газ» — раз! — и готово…
— Чего лучше: давай остановим паровую?!
— Ударим в душу! Верно… Ну и механик ты, Мордан! К паровой! — завопил Шпрынка, выбегая вперед: — эй, давай к паровой!..
За ними побежали несколько мальчишек и небольшая кучка взрослых.
Напрасно мальчики надрывались криком и свистами — толпа рекой лилась по улице к конторе. На старом дворе еще шумели морем ткацкая с прядильной, их темные стены, прорезанные рядами освещенных окон, на фоне серой ночи казались вделанными в серокаменные стены решетками, — а сквозь решетки с воли шумит, ликуя, золотой день. Ткацкий и прядильный корпус нового двора стояли темными безмолвными глыбами — это их рабочий шум пролился в улицы села Никольского гудящею толпой.