Мальдивская загадка
Шрифт:
Огромный холм на острове Ган, как и тот, который мы с борта "Золотого луча" видели на Исду, высился так близко у воды, что волны приносили к самому его подножию диковинных крабов, резвившихся в бурунах на рифе. Прилегающие к руинам заросли только что расчистили, и сопровождающий нас вождь атолла сказал, что это было сделано по его приказу: радио Мале передало, что мы путешествуем по архипелагу, изучая древние памятники. На расчищенном участке бросалась в глаза маленькая хавитта чуть к юго-западу от большой. Лопаты Белла ее не коснулись, и на макушке все еще лежали красивые блоки с резным орнаментом. Совсем рядом выступали над землей квадратные блоки верхних рядов кладки круглого бассейна. Нам рассказали, что еще сорок лет назад в нем купались островитяне. Тогда из круглых отверстий в плитах на
Прямо на запад через большой ритуальный портал, от которого остались одни развалины, от участка, где стояли хавитты, вела широкая дорога, обрамленная остатками каменных стен. В их кладке можно было различить тесаные камни с декором, скорее всего взятые из какого-то другого сооружения.
Порыскав в зарослях, Арне Шёльсволд сообщил, что насчитал шесть рукотворных холмов в этом районе. Осматривая эти руины, мы натолкнулись на двух островитян, которые разбивали кувалдами красиво орнаментированные облицовочные плиты. Обломки они сгребали в кучи, чтобы затем отвезти на большом плоту на соседний остров. Лутфи определил, что из добытого ими таким способом материала можно было построить четыре дома. Вождь атолла посадил злоумышленников под арест: но нашему предложению президент республики уже издал новый закон, запрещающий дальнейшее разорение любых древних памятников. Арестанты оправдывались тем, что как-то надо строить дома, а заготавливать пальмовые листья теперь не разрешают, они резервированы для строительства туристских приютов на островах в районе Мале. Долбить кораллы на рифе куда тяжелее, чем крушить старые языческие руины. К тому же не секрет, что разрушение барьерного рифа вредит прибрежной полосе, где нерестятся многие виды рыб.
Злоумышленники не обнаруживали никаких признаков раскаяния или страха, и Лутфи заметил, улыбаясь, что теперь пришла их очередь познать радости кратковременной ссылки на другой остров.
Район большой хавитты, где два заготовителя добывали строительный материал, местные жители называли "Иху Ма-Мискит"; Лутфи перевел это название как "Старая большая мечеть". Казалось бы, не очень подходящее имя для буддийского храмового комплекса. Обратясь, однако, вновь к запискам Белла, я понял, в чем дело. Ему показали развалины первой мечети на Ламу - Гане, называя ее "Иху Мискит"; в его переводе - "Прежняя мечеть". Она стояла на отлично сохранившемся фундаменте другого сооружения, которое Белл определил как буддийский монастырь. К тому времени, когда мы прибыли на Ган, эти руины то ли были совершенно разобраны охотниками за известняком, то ли затерялись в густых зарослях. И все же очевидно, как указывает Белл, что первая мечеть на Ламу - Гане, совсем как первая мечеть на Ниланду, была воздвигнута на фундаменте более древнего культового сооружения.
У нас были причины заподозрить, что и буддисты, прибыв на этот остров, поступили точно так же, использовав фундаменты еще более древних строителей. В самом деле, напрашивается параллель с большой хавиттой на Фуа - Мулаку, о которой в песне тамошних жителей говорилось, что она была создана рединами, а затем построена сингальскими буддистами. Хотя Белл установил, что ганская хавитта была увенчана буддийским куполом и на ней стояли изваяния Будды, он записал, что "...с этим холмом не связано никаких преданий, если не считать, что его сооружение приписывается так называемым рединам..." (Bell (1940, p. 105).).
Редины не были буддистами. Никто в Мальдивской Республике не смешивал рединов с сингалами. Сидя на вершине внушительного памятника, я попытался мысленно распутать противоречивые по видимости узлы древней истории Мальдивов. Редины с севера - или буддисты с востока? Возможно, и те и другие. Виденные нами в музее демонические скульптуры и изображающие Шиву бронзовые статуэтки свидетельствовали, что не только буддисты доходили до этого архипелага раньше мусульман.
С макушки бывшей ступы мне открывался широкий вид на океанские дали. Путь к архипелагу был открыт с любой стороны. Редины вполне могли прийти с севера и воздвигнуть облицованную плитами высокую хавитту. Затем пришедшие с востока буддисты могли захватить здешние острова и увенчать рединскую хавитту куполом ступы. Последними, плывя с севера тем же путем,
Я спустился по крутой осыпи к моим товарищам, продолжавшим исследовать окрестности. Мы вернулись в селение Мукури - Магу, проплыли на нашем катере около мили на юг вдоль берега Гана, затем снова высадились и минут десять шли по тропе среди кокосовых пальм и высокого подлеска. Дойдя до местности, получившей наименование Курухинна, мы увидели небольшой холм, который наши проводники называли "Бомбаро". Это слово означает "круглый", и мы в самом деле рассмотрели часть круглого фундамента с поднимающимся выше нашего роста фрагментом кладки из красиво обтесанного камня.
Изначально все сооружение было сплошным, с заполнителем из битого коралла, в чем не трудно было убедиться, поскольку Белл в свое время прорыл шурф до самого центра древнего памятника. По противоположной шурфу северо-западной стороне довольно высоко поднимался хорошо сохранившийся пандус. Весьма своеобразное сооружение, притом наиболее сохранное изо всех, виденных нами до сих пор. В записках Белла оно называется "Мумбару Ступа".
Срубив кривые ветки и густой кустарник, мы смогли получше рассмотреть руины. Любуясь этим совершенным образцом архитектуры в мальдивских джунглях, я распознал резные орнаменты вроде тех, которые встретились нам в земле вокруг песчаного холма на Ниланду. Даже изящные триглифы и метопы были представлены здесь. Скудные познания о тонкостях буддийской архитектуры не позволяли нам уверенно судить о роде сооружений по одним только увиденным нами руинам. Иное дело Белл. Эксперт по буддийскому зодчеству, он прибыл из Шри-Ланки на Мальдивы, чтобы искать параллели. Большая хавитта на Ламу - Гане была настолько разрушена, что для идентификации остались только фрагменты бывшего купола. И Белл заключил, что перед ним остатки ступы, притом самого древнего вида, известного в Шри-Ланке. Предположительно он датировал ее концом V века н. э.
В записках Белла говорится, что меньшее по размерам сооружение, которым мы теперь восхищались, было увенчано остатками купола, тоже соответствующего шри-ланкийским канонам, однако хорошо сохранившаяся кладка внизу в эти каноны не вписывалась. Ее Белл называет совершенно необычной. Он никак не ожидал увидеть такой храм: "...маленькая компактная ступа в Курухинне по своей архитектуре в целом представляет тип, у которого, по-видимому, нет параллелей ни на Цейлоне, ни в Индии" (Bell (1940, p. 112).).
Если буддисты не строили ничего подобного ни в Шри-Ланке, ни в Индии, кто же тогда был автором этого сооружения? А может быть, здешняя большая ступа покоилась на таком же необычном основании, прежде чем превратилась в бесформенный холм? Если нет, перед нами свидетельство того, что в домусульманские времена на Мальдивах появились два совершенно различных по архитектуре типа культовых сооружений.
Напрашивалось предположение: не был ли изящный маленький храм буддийским куполом, сооруженным поверх добуддийского строения?
Получив свежую пищу для размышлений, мы возвратились на катер и по пути к "Золотому лучу" разминулись с тремя мальчуганами, которые пересекали лагуну, отталкиваясь шестами, на добротном бревенчатом плоту. Бревна неравной длины (самые длинные - посередине) были слегка загнуты впереди, наподобие пальцев руки, обращенной ладонью кверху. Точно такой прием видим на старейшей зарисовке бальсового плота перуанского приморья. Мальдивский плот был сконструирован вполне профессионально, с поперечинами и замысловатыми найтовами; сразу видно, что не сами мальчишки придумали этот способ вязки. Они пристали к берегу рядом с плотом побольше, принадлежавшим одному рыбаку. Нам рассказали, что до недавних пор такие конструкции были широко распространены на Мальдивах. Островитяне по-прежнему предпочитали плоты более глубоко сидящим дхони, когда надо было плыть с тяжелым грузом над рифами и мелями. Строили их из очень легкого дерева; на местном языке они назывались кандо фати. "Кандо" означает "бревно", слово "фати" нам перевели как "лежащие рядом друг с другом".