Маленькая скандальная история
Шрифт:
Долго ли умеючи:)
Я фыркаю так громко, что водитель начинает удивленно таращится на меня в зеркало заднего вида.
Умеючи долго:)
Не ведь поспоришь, — приходит ответ от Антона, еще раз подтверждающий наличие у него исключительного чувства юмора.
А ты почему не спишь?
С работы вернулся недавно и завис за
Этот факт еще раз наводит меня на мысль о том, что Антон живет один. Жил бы с кем-то, вряд ли бы так свободно переписывался со мной в полночь.
Работаешь сверхурочно даже в пятницу, значит?
Бывает время от времени. Пятница для меня давно перестала быть пятницей. Я скучный тип, и почти не пью.
Не пьющий тип большая редкость в наше время. И как так вышло?
Просто в один прекрасный день понял, что не алкоголь не приносит мне удовольствия и перестал. Теперь я ЗОЖник.
Может быть еще и в спортзал трижды в неделю ходишь?
А как же. Иногда бывает и четыре. А ты? Какие у тебя увлечения?
Тут мне приходится прерваться, потому что таксист, развернувшись, открыто сигнализирует о том, что мне пора выметаться из его машины.
Поблагодарив его за безопасную доставку к дому, я выскакиваю на улицу и на ходу печатаю:
Даже не знаю. Наверное, чтение и музыка. В спортзале я сто лет не была.
Да? А почему-то думал, что ты завсегдатай.
Это предположение сильно смахивает на комплимент, и именно этот факт заставляет меня остыть.
Последние два дня я много думаю о том, что происходит между мной и Антоном. Флирт? Однозначно да. Но куда он нас приведет? Общаться с ним мне действительно тепло и комфортно, но готова ли я шагнуть дальше? Пожалуй, нет. На свете найдутся миллионы людей, готовых подтвердить: не нужно мешать личное с рабочим. Это всегда плохо заканчивается.
Именно поэтому я, поднявшись домой, ставлю телефон на беззвучный и ничего Антону не отвечаю.
10
Утро четверга ознаменовывается печальным известием: умерла бабушка Арсена. Узнаю я это, разумеется, не от него самого, а от Раисы Робертовны, его мамы, с которой у меня всегда были хорошие отношения. Она сильно переживала из-за нашего разрыва и в приватной беседе даже как-то обронила, что лучше меня Арсен никого не найдет. Но вмешиваться не пыталась: для этого она слишком тактична и хорошо воспитана.
Но одним некрологом Раиса Робертовна не ограничивается и приглашает меня на похороны, сказав, что я навсегда останусь частью их семьи и покойной бабушке мое
Я ненавижу похороны и ненавижу вдвойне, если они проходят в трестах километрах от места моего проживания. Однако приехать все равно соглашаюсь. Родители Арсена мне как родные, да и бабушку его я любила. Хорошая она была: внуку своему постоянно делала замечания, а меня наоборот хвалила. Как такую не любить?
Черное платье в моем гардеробе имеется, так что дело остается за малым: выпросить у начальства выходной. Антона в офисе не наблюдается с самого утра, поэтому приходится звонить ему на мобильный. Пока ищу его номер в списке контактов, неожиданно думаю, что буду рада услышать его голос. Всю неделю мы практически не общались: то он был занят, то зашивалась я. Как и предполагалось, скорость выполнения поставленных задач сыграла против меня. Задач стало больше, а времени на их выполнение меньше.
Как там обычно говорят? Инициатива ебет инициатора? Как раз мой случай.
Но хоть какое-то развлечение за полным отсутствием секса, — мысленно ухмыляюсь я, слушая гудки.
— Привет, Ксюш! — как и всегда бодро звучит голос Антона. — Рад тебя слышать.
— Э-э, здравствуй, — бормочу я, отчего-то растерявшись. Видимо тем, что он тоже рад меня слышать. — Тут такое дело… Меня завтра пригласили на похороны, и я бы хотела взять выходной… За свой счет, разумеется.
— Конечно, — незамедлительно звучит в ответ. — Кто-то близкий умер? Может быть нужна помощь?
— Нет-нет. — Я ловлю себя на том, что не к месту начинаю улыбаться. А речь все-таки о похоронах идет. — Я бы на полдня отпросилась, но до кладбища ехать нужно несколько часов, и я вернусь поздно.
— Хорошо. И прими мои соболезнования. Сам недавно отца похоронил.
— Ох, — отвечаю я с запинкой. — Сочувствую. То есть, соболезную.
— Ничего. Иногда даже смерть к лучшему.
Все таки не зря похороны занимают лидирующую строчку в списке «Ненавистные мне вещи». Терпеть не могу добровольно горевать. А глядя на людей в черном и их скорбные лица, понимаю, что горевать обязана и желательно не меньше остальных, чтобы не заслужить порицающий взгляд.
Бабушке Арсена, на секунду, было восемьдесят три, и смерть в таком возрасте предсказуема. Поэтому не получается у меня качественно грустить. Возможно, лет в семьдесят пять я изменю свое мнение, но пока единомоментное избавление от артрита, бессонницы и необходимости вставлять по утрам челюсть представляется мне не таким уж и ужасным.
Причина номер два, по которой я начинаю ненавидеть похороны еще больше — это необходимость снова видеть Арсена. Ответом на принесенные мной искренние соболезнования становится невнятное бурканье, и весь его вид говорит о том, что нашей встрече он не рад. И я снова задаюсь вопросом: ну какого, блин, хера? Я ведь здесь отчасти и ради него тоже. Отпросилась с работы и проехала триста, мать их, километров на заднем сидении, где меня, мать его, тошнит!