Маленькая страна
Шрифт:
Но это частный случай. Один, второй, а... Что я знаю о вампирах? Что мы вообще знаем о вампирах, кроме того, что нам сказали? Может, это у них массовое явление? И мы все во власти полубезумных, а то и просто безумных псевдобогов? Потому они нас и за Бездну не пускают с экскурсиями? А Великие - это те, кто худо-бедно в разуме вообще? А Владыка? Тот, что единогласно велел нам умирать? Чьи резоны не обсуждаются, хотя вампирам понятны. Да может он тупо сбрендил уже давным-давно? И это и есть самая главная вампирская тайна?
В общем, хорошо, что пришли родители.
– Лариса, ты встала!
– обрадованно воскликнула мама. А дальше понеслось: - как ты могла?! Как ты могла нас так опозорить?
– Лида, перестань, - устало остановил ее отец, - ей и без тебя все уже весьма доходчиво объяснили.
Мама поджала губы, но тему оставила.
– Что ты ешь? Лара, ну почему бутерброды? Раз
– она кивнула на свой гипс, который при хорошем настроении ей не очень-то и мешал.
– Да что она тебе приготовит?
– вновь не поддержал ее папа.
– Потерянное время и испорченные продукты. Ты отдохни немного, а я сам все прекрасно приготовлю.
Ну да, ну да. Вот чего не умею - того не умею. Не умею и не люблю. Не люблю, потому, что не умею, или не умею, потому, что не люблю? Вот уж чего не знаю. Мама у меня готовила прекрасно. Даже папа (вот уж чего не часто встретишь) - и тот готовить умел не хуже. Ну а мне у той плиты, вроде как, и места не оставалось. Да я и не рвалась. Не, я, в общем, знала, что, чтоб сварить макароны, их надо бросить в кипящую воду, а никак не в холодную, но на этом мои знания заканчивались, посолить могла и забыть.
А потому я по-прежнему сидела на своей мягкой подушечке (которая с каждой минутой казалась мне все более жесткой), мама ушла в комнату, а папа чистил картошку ловкими уверенными движениями. Говорить не хотелось.
Даже к оставшимся экзаменам готовиться не хотелось, хотя их за меня светлейший куратор точно сдавать не будет. И с химией-то чего он встрял? Ну пересдала бы, подумаешь. Любой экзамен вон - пересдавай-не хочу, аж два раза, кажется. Хотя...химия... Да он просто не хотел, чтоб я на той кафедре светилась, у них же Ольховников заведует. Как встретит, да начнет опять воспитывать - и опять вампирам нас разводить. Не очень понятно, почему. Ну да не любят они, видно, чтоб люди в их дела вмешивались. А рьяные борцы за высокую человеческую нравственность как-то не очень просекают фишку в своем фанатичном обожании. Вот когда только я стала "личным делом вампиров"? Или вампира? Одного, конкретного? Нет, стоп, начал-то все Лоу, наш прекрасный среброкудрый Лоу с улыбкой света весеннего солнца и глазами цвета майской грозы. Если верить куратору, дважды вписывал меня обратно в те "рамки приличий", из которых меня все время выносит. А за дивидендами не приходил. Угу, передал другому... Так, стоп. Не о личном. Не о личном, а то я сорвусь. Спокойно. Абстрактно... Другому. Но этот другой с меня тоже - призов и подарков не требовал. Ну, целовал. Да ему человека поцеловать, что мне кошку погладить. Единственный прок вампиру с человека - это кровь. Но крови моей он никогда... Даже тогда, в Бездне, когда он хотел... До сих пор вспомнить страшно, какой ужас я почувствовала, когда всей...душой? кожей? кровью?.. ощутила, КАК он меня хотел. Но не выпил. Ни глотка, даже не укусил. Сдержался. Зачем? Все это время меня к себе целенаправленно приручал. В общем и целом даже не обижал, хорошо относился, доброжелательно. То, что разлука с ним мне боль приносила - так это для него не аргумент и не тема для беседы. С вампирами всегда так - и легкое пожатие плеч. К нашей боли от себя он так привык, что и думать о ней не вспоминает. Так что сказать, что он целенаправленно причинял мне боль - да ерунда, и в мыслях не держал, оно в комплекте шло. Бонусом. Целенаправленно привязывал - это да. Зачем? Зачем столько возиться? Чтоб я не нарушала приличий, не ругала вампиров и не ругалась с вампирами? Генеральный же сказал: проще убить и не возиться. Он бы и не стал - возиться, в смысле. А то, что этот возится, генеральный, вроде как, особо и не одобряет. Но не вмешивается. Потому что я - девочка куратора. Рабыня куратора, что уж там, просветили. Ну и, как там: "Поел - убери посуду. За тебя убирать не буду". Ну а не поел - так просто следи, чтоб по кухне не бегала. Вот он и следит. Да дракос его побери, все, что он делает, это следит, чтоб вела себя прилично, и жестко пресекает все попытки вести себя иначе! А уж то, что я его с перепугу в садизме обвиняла и прочих извращенных удовольствиях, так это, как оно: многие знания - многие печали. Меньше надо было в Петькиной компании книжки запрещенные читать. Не хочет он меня, никак: ни в голом виде, ни в одетом, ни избитую, ни исцелованную. Сам же сказал: с мальчиками спи. И мечтай - тоже о мальчиках. А он за мной - лишь присматривать собирается. На правах доброго дядюшки. Или не доброго. Как повезет. Он же, наверное, правду мне говорит. Только то ли он так ее говорит, то ли я так ее слушаю, что вечно что-то не то слышу. Наверно, потому что хочу услышать что-то
– Пап, а она тебя любила, как ты думаешь?
– слова вылетели быстрее, чем я успела подумать, а стоит ли спрашивать.
– Кто?
– не понял меня родитель, - Мама? Почему любила, она и сейчас меня любит. А я ее.
– Да не мама, - досадливо отмахнулась я, - вампирша та. Зачем ты пил ее кровь?
Папа замер. Мне показалось - просто забыл, что за предметы у него в руках, и зачем он их взял.
– Откуда ты знаешь?
– наконец выдавил он.
– Просветили, - пожала я плечами. Откуда я могу знать, вот с трех раз догадайся.
– ОН? ОН знает?
– папа, похоже, просто в ужас пришел.
– Он сказал, ты очень много ее крови выпил. Зачем? И как это вообще - пить кровь? Это же... отвратительно как-то. Ты что, вампироманом в институте был?
– представить собственного папочку с вампирским хвостиком и в обтягивающих брючках было сложновато.
– Что еще он сказал? Он знает, кто она? Он что-то ей сделал? Он сказал, что он с ней сделал?
– папа, похоже, вообще меня не слушал.
– Да ты чего?
– опешила я.
– Ничего он не сказал, он про меня все больше, про результаты, так сказать, забав ваших. Чего ты испугался-то так? Это ж меня убьют, ежели я еще хоть слово где не то ляпну. А уж с вампиршей-то твоей что станется? Она ж богиня - твори что хочешь.
– Да нет, малыш. Там и богини огребают. Вне зависимости от пола и возраста. С законом у них строго. И закон у них запрещает... вот то, что ты упоминала.
– Так зачем же было...так рисковать?
– Да умирал я, дочка. Вот так, кроме шуток. И не потому, что она меня выпила, или еще что... Мы тогда и знакомы-то толком не были. Нет, я знал ее, конечно, видел. Боготворил. Как и все у нас, впрочем. А потом...авария была на производстве. Испытания проводили, ну и...рвануло все, а я в эпицентре, - папа вздохнул и присел рядом со мной.
– Я не знаю, зачем она это сделала, не спрашивал. Никогда. Ну а потом - всякое потом было, да и не важно уже. Какая уж там разница, каплю или две, один раз или десять. Нельзя людям пить кровь вампиров, и правильно, что нельзя. Вон как ты теперь мучаешься. Ты прости, я и подумать, я и представить себе не мог. Сам-то я... ради нее...на все...
– папа закрыл лицо ладонями и надолго замолчал.
– Ты спроси у него как-нибудь, что он сделал с тем, что узнал. Ее...осудили?
Ему это важно. Бездна их всех забери, лет двадцать же прошло, как минимум, а ему это важно! Он за нее боится! Не за меня. Не за себя. За нее...
– Ее не осудили, - я поняла, что знаю ответ. Мне не говорили, но я знаю.
– И не осудят. Он промолчит.
– Что? Ты же сказала, что он не говорил про нее?
– папе очень хотелось поверить, но он не мог. Слишком боялся. За нее.
– У них там сейчас... один проект подвешен, - в подробности вдаваться не хотелось.
– И я для этого проекта - аргумент против. А ему нужны аргументы за. Поэтому он промолчит. Про меня. И про нее.
– Спасибо, - папа вздохнул.
– Обращайся. Так ты не ответил.
– На что?
– На вопрос. Она тебя любила? Ты вообще веришь, что вампир может любить человека?
– Я это знаю, дочка.
– Знаешь что? По-твоему, выпить человека до смерти - это любовь? Как вон Лизка тогда сказала: высшая форма любви для вампира - смерть?
– Дура она, твоя Лизка, - вдруг бросил в сердцах отец.
– Дурой жила, дурой померла. Ну, хоть счастливой. Выпить человека до смерти - это не любовь, это жажда вперемешку с похотью. А высшая форма любви для вампира - вот просто, чтоб ты знала и не путала - это жизнь. Жизнь, подаренная тому, чьей крови ты жаждешь так, что сводит челюсти. Тому, кого ты хотел бы видеть рядом с собой до последнего его дня, но отпустил. Прогнал, потому что знаешь, что от постоянного нахождения в твоей ауре его мозг сгорит. И да, она любила меня! Не потому, что спасла, нарушая закон своего народа. Вернее, не только потому. А потому, что сумела отпустить. Несмотря на жажду. Наплевав на желания. Любила, потому, что подарила мне жизнь, отказав себе в блаженстве, которое она испытала бы, вкусив мою смерть! И иди уже, готовься к экзаменам, а то ужина у нас сегодня точно не будет.
Он вернулся к плите, весьма раздраженный, всей своей спиной демонстрируя, что не желает больше со мной общаться. Но он меня не убедил. Все равно не убедил.
– Ты прости, папа. Только, может, проще все. Надоел ты ей хуже пареной репы, вот и прогнала.
– Тебя там не было, Ларис, - спокойно ответил папа.
– А я не собираюсь обсуждать с тобой интимные подробности, что бы что-то доказывать. Мне достаточно того, что я знаю. Нет, я ей не надоел. Да, любила. И - иди уже. Иначе с мясом будешь заниматься сама.