Маленькая волшебница 2. Наследники
Шрифт:
Еще Каяр видел заполошно машущего крыльями дракона, в плетеном из темной энергии ошейнике и с тонкой нитью, которая его привязывала к чему-то прячущемуся за странной паутиной.
И яркое пятно на земле рядом с домом со-Ялата видел, только не мог понять, что это такое.
А еще видел тоненькую девушку, стоявшую на вершине башенки рядом с высоким мужчиной. Девушку обнимал ветер, поигрывая огненными язычками, вспыхивающими вокруг фигуры. А еще у этой девушки были крылья, только не перьевые. Эти крылья были ураганом и постоянно меняли форму.
Мужчина же был странный какой-то. Казалось,
Пока Каяр рассматривал мужчину и девушку, непонятное пятно на земле становилось меньше и ярче. А потом стало расти вверх щупальцем.
Дракон это заметил первым. Вытянулся в струнку, немного повисел неподвижно, словно присматривался, а потом стрелой рухнул вниз. И не успел. Потому что пятно вытянулось еще больше, истончилось в светлый росчерк и перерезало нить.
Дракон остановился, словно на стену натолкнулся, потряс страхолюдной головой, а потом раззявил пасть и заорал так, что его, наверное, и в столице услышали. А потом суетливо замахал крыльями, покачался туда-сюда, словно превратился в перо, после чего сложил крылья и рухнул вниз. До земли, правда, не долетел, наткнулся на какую-то защиту, которая тут же разлетелась, выстрелив щупальцами силы, и отбросила дракона.
Ящера это ни капельки не смутило, он кувыркнулся в воздухе, выровнялся и тут же пошел на второй заход. И опять словно натолкнулся на стену, на этот раз воплощенную в девушку с крыльями-ураганом.
И вот тут Каяр ее узнал. И выругался так вдохновенно, что две картинки задрожали и с едва слышимым щелчком слились в одну. И видеть он стал только облака. После чего выругался еще раз, закрыл глаза и стал пытаться вернуть состояние, которое столь неосторожно спугнул.
Валаду верить было нельзя, Юмил абсолютно прав на его счет.
Это Лиин поняла в тот момент, когда самозваный учитель схватил ее за руку, прижал к себе и, заявив, что такой дрожащей овечке надо добавить храбрости, иначе хорошей приманки для крупной рыбки из нее не выйдет, положил вторую ладонь ей на макушку.
Лиин дернулась, пытаясь вырваться, пнула Валада в колено и почувствовала, как разгорается злость, почему-то за спиной. Толкнула Валада так, что он, наконец, отпустил и даже отлетел, едва не свалившись с башенки.
А Лиин засмеялась, огляделась и почему-то вместо того, чтобы все-таки сбросить Валада на землю, взяла и полетела. Или просто высоко подпрыгнула. Огляделась, крутнувшись вокруг своей оси, увидела дракона и на мгновение застыла. Дракон был прекрасен. Он беззвучно разевал пасть, размахивал крыльями и, кажется, был чем-то обеспокоен. И Лиин захотелось его утешить.
— Кис-кис, — проворковала она, подзывая дракона пальцем. — Иди сюда. Ты такой красивый, такой милый.
Саму себя Лиин не слышала, но это почему-то не имело ни малейшего значения.
И то, как дракон, подлетев почти вплотную, резко шарахнулся от рванувшего вперед пламени, тоже значения не имело. Это оказалось очень весело. Лиин даже бросилась преследовать дракона, не обращая внимания на то, что он и сам разворачивается, явно
Дракона хотелось обнять. Погладить гребень.
Все остальное значения не имело.
Даже то, что черный кораблик все так же сжатый в левой ладони начал крошиться и рассыпаться.
Дракону было плохо. Причем это состояние продолжалось так долго, что он уже не помнил, как и когда оно началось. Он просто попал в ловушку, в сеть, напитанную силой демона, обжигавшей сильнее огня разозлившихся из-за чего-то сородичей.
Еще дракон бы молодой и многого не знал. Драконы вообще все узнают на собственном опыте, родители разве что могут удержать, когда мелкий драконенок пытается перестать существовать, провалившись в хаос, из которого драконы когда-то вышли. Драконов всегда туда тянет, даже взрослых и опытных, не говоря уже о детях. Поэтому и тянуть их обратно в мир порядка родители начинают только после того, как дитенок почувствует, что начинает растворяться в затянувшем мелькании силы, поймет, что там не только дающий силу и пищу огонь, но и множество совершенно чуждой энергии, способной сожрать без остатка. Точнее перемолоть и сделать своей частью.
Драконы, увы, не способны слишком многого понять, пока не почувствуют. А попытки почувствовать часто заканчиваются смертью. Или попаданием в такую вот ловушку.
Ловушка из дракона медленно пила жизнь и не давала ему воплотиться в материальную форму. Если бы он сумел воплотиться, то может быть смог бы как-то вырваться. Ну, или хотя бы попробовать.
А потом те, кто его поймал, взяли и выпустили из ловушки. Точнее вытряхнули.
И дракон так обрадовался, что даже не стал мстить, просто попытался сбежать, не замечая, что по-прежнему привязан к ловушке.
Потом он попытался привязь порвать, но она при каждом прикосновении пожирала его силу быстрее, чем он успевал хоть что-то сделать. А это было больно. И страшно. И раздражало дракона, лишая его остатков разума. А вместо разума тело заполнял голод, быстро, пока не проглотил молодого дракона не хуже ловушки, оставив одно желание — побыстрее восполнить потерянную энергию.
Дракон заметался в поисках еды, практически не соображая, что делает. Обо что-то обжегся, не заметив, что поводок, связывающий с ловушкой, исчез. Бросился к сильному источнику и опять обжегся, странно так, словно старший сородич отвесил оплеуху. А потом увидел огонек, странно переплетенный с ветром и, заорав от радости, кинулся к нему. Правда опять получил оплеуху и был вынужден отступить.
Оплеуха оказалась странной, вернувшей дракону разум. Он обнаружил, что пытается атаковать крохотную человечку, что-то бормочущую и тянущую к нему руки. Эта человечка была столь странна, что дракон даже застыл на мгновение, пытаясь разобраться. А потом вспомнил, что люди тоже могут частично состоять из огня. И что эти люди не враги, им даже помогать нужно. Почему-то. И они отлично знают, что лезть дракону под лапы не следует, потому что растопчет, попросту не заметив. И что пытаться обнимать дракона, чуть ли не влезая в пасть, тоже не следует — знали. А странная человечка распахивала руки, бормотала на своем непонятном языке и хваталась за гребень.