Маленькие Марии

Суворова Мария

«Лил и лил ливень…»

Лил и лил ливень,Алина тогда жила на Ленивой,И мне казалось запредельнымБроситься в этот ливень,Бросить свои кривые линии —Телефонные чирякалки на листе,Чёрточки без значения.Алина гораздо более любимая,Чем все эти геометрические соприкосновения,Физические

трения и вычисления,Линия до неё одна – прямаяДо исступления.Лил и лил ливень,Мария тогда жила на Марии УльяновойИ не знала, где найти спасение,Куда спрятаться от шумного уличного движения,Чтобы задуматься и обрести утешениеВ мгновенном выражении лица —В самом настоящем плененииМыслью, молением об одном такомЗапредельном ливне,Когда, казалось, нет для того причин,Кроме июльского иссушения, ослепленияДо исступления.

«Я очень хорошо помню это место…»

Я очень хорошо помню это место: улицу Пионерскую пересекает Ленина. Говорили, что там жили поляки и немцы. И тогда всё было просто: Санта-Барбара, ревность, измены. За углом в сарайке ты мастерил деревянные кольца, моё имя писал с ошибкой, а потом прятал глаза. Кирилл, Ваня, Саша – не помню, хоть убей, впрочем, ни прозвища, ни лица. Ещё стрелялись с тобой рябиной, брызгались водой из колонки, всего не перечислить – долгая белая полоса. Это потом откуда-то появилась безудержная тревога. Новая Ладога отобрала очень и очень многих — чёртова дорога от Вологды до Череповца.

«За линией горизонта – многоэтажные дома…»

за линией горизонта – многоэтажные дома.такая же, собственно, дыра, как и все в этом городе дома.граница территории проходит там, где её никто не нарисовал —посредине двора с песочницей у выброшенного стола.весёлые были деньки: мамы с колясками, бешеная детвора.у меня был кусочек сыра и плюшевая лиса.каждый хотел чужое, но, чтобы поровну, пополам.так вот и выросли, у меня – сердце, а у других – голова.за линией горизонта всё ещё наши с тобой дома.так и остались в памяти – серые и холодные многоэтажные дома.с

тех пор не хватает тепла. с тех пор постоянно нужен свет.но также сидит на дереве ворона моя – интроверт.

Майя

1

Слово дурацкое, кажется, на немецком.Хриплое, острое, ты его тонко пищишь,губы шумно выплёвывают: «Париж!»Как же тебя зовут, и кому ты принадлежишь?Ведь у тебя на шее – змеиная чешуя,а у него на плечах – северорусская мурава.Мне, может, тоже надо всем говорить,что имя моё – Марсель, что жизнь – это карусель.Может, тогда и будет слово очень легко,громко, отчётливо и не смешно.Может, тогда оно перевёдет себя,вырвет из языка, выносит из ребра.Слово дурацкое, что ты с ним заодно?Снова за слово прячешься всё равно.Слово за слово – змеиная чешуя,как же тебя зовут-именуют, скажи? —– Майя.

2

Так о чём же все эти разговоры,припрятанные от посторонних,зажатые в маленьком кулачке,застывшие между именем и значениемна непонятном твоём языке?Выбери, наконец, одно и озвучь решение,а то:Майя улетает в Башкирию,Майя прощается с собственным именем.Что остаётся от Майи? – самозабвение.Так и пройдёт, поверь, жизнь-паракарусель,так и уйдёт за дверь – насовсем.Ведь не для всех любовь – светлая полоса,ведь не для всех земля соткана из тепла.Может быть, только одна такая судьба дана,но не простилась и не приснилась – ушла.

3

Меня задевает каждое слово, сказанное не для меня.Чёрт побери, так значит, это о чём-нибудь говорит?Мне кажется, что я, как раньше, разделяюсь на своих и чужих,перестаю понимать правила дорожного движения,создаю всеобщее напряжение.Знаешь, какая разница – любовница или же одноклассница?У меня в сети столько друзей,что на всех не хватит подзамочных статей,

Конец ознакомительного фрагмента.