Маленькие повести о большом мичмане Егоркине и его друзьях
Шрифт:
– Да, так, к слову! И чтоб блестело все… Да, дежурный, учтите: – наши матросы не только едят, но и наоборот! Проследите за приборкой в гальюнах, и хлорки туда, хлорочки! Доктор, вам тоже ясно?
– Куда уж яснее – поставить газовое облако! – проворчал начальник медслужбы и тоже вышел из каюты.
«Так, все озабочены… чего еще?» – полистал он свой блокнот в аккуратной обложке. И уже с большей уверенностью снова молвил: – Мужик сказал!!!
Через час прибыл ПКС Вилков и обстоятельно доложил, что с поставленной задачей справились. – Между прочим – доверительным тоном,
Так, цитируя вслух флотского поэта, согласился с ним Саныч, одобрительно кивнув. – Смотри-ка: чуть больше года служишь – а основы усвоил! Молодец! Начальником тыла флота будешь! Мой зеленый глаз верный! – пошутил старпом. Довольный Вилков ловко скатился по трапу и побежал по своим делам.
– Так, – сказал старпом, опять делая пометки авторучкой, – Мужик сделал! Да, именно так: один мужик сказал, другой сделал! Иначе – нельзя служить на корабле! Это тебе не дома – сам сказал, сам и сделал! Иногда, когда время найдется! Иначе жена не поймет!
Расчеты комбрига оправдались. Меньше чем через час ярко-красная, как губная помада у неопытной девчонки, личная «девяностодевятка» начальника штаба флотилии подкатила к причалам.
Глава 4. Адмиральский эффект
Встреченный командованием бригады, среди которых был и его старый приятель, сослуживец по эсминцу, на котором он был старпомом, а Громяковский – заместителем командира по политчасти. Высокий гость тепло поздоровался с офицерами, и искренне радуясь встрече, обнял Михалыча. Адмирал представил своих офицеров, дал им указания, а сам вместе с комбригом поднялся на один из кораблей, попутно отметив его очень неплохое содержание. Старались!
Нет, конечно, начальника штаба лично очень мало волновал вопрос перманентной борьбы с извечно-непобедимой «годковщиной». Это – как хроническая болезнь – будет до самой смерти. Болит то – больше, то – меньше – но никогда не исчезнет, ибо ее семена, как зубы дракона таятся в каждом человеке. Даже у тех, кто с нею борется… не жалея чужих сил и здоровья! Формы бывают и ужасные и терпимые, и явные, и – не очень. Придушить ее, эту самую «годковщину» можно – но на какое-то время, а потом… само не пройдет, борись не борись, но так или иначе – будет, но если не взбадривать, кого надо – будет намного хуже! Если кажется что таких проявлений нет – значит, чего-то точно не знаешь!
Сейчас же контр-адмирала больше волновали грядущие учения, призовые поиски, закрытие планов и задач учебного года по боевой подготовке. Это – жизнь, это работа, в конце концов, профессиональный долг. А все остальное – это функции обеспечения главного, этим можно заняться, если время останется. И – вообще – каждый
– Ну, и как служится?
Бравый лейтенант лихо представился, внятно отвечал на все вопросы по кораблю, по задачам – в пределах своего уровня понимания. Ну, это если глубоко не «копать». В другой раз…
– А что такое – неуставные взаимоотношения? Вы знаете?
Последовало сочинение на вольную тему. Понимание молодым офицером этой самой проблемы дальше «мордобоя» и физических оскорблений не распространялось. Другие отклонения в расчет не брались. Он искренне полагал, что так оно и должно было быть!
– А у вас такие неуставные отношения – есть? – прямо, в лоб спросил адмирал.
Лейтенант нерешительно замялся. Был заметен ход его мыслительного процесса. Из-под щегольской фуражки севастопольского пошива пошел легкий дымок. Мысль интенсивно ворочалась в мозгу молодого офицера, так неудачно попавшегося под ноги адмиралу. Она беспомощно каталась по извилинам в поисках ответа.
Из-за его спины раздался чей-то ехидный шепот: – Командир сказал, что нету!
Кто-то фыркнул, подавляя смех.
Офицер же механически повторил эту фразу адмиралу. По незабытой еще училищной привычке, счел подначку за подсказку.
Старшие офицеры дружно засмеялись, по лицу лейтенанта пошли пунцовые пятна. Начальник штаба флотилии спросил, проводит ли он информирование и беседы со своими матросами.
Тот обрадовано подтвердил, что беседует с подчиненными регулярно, и вслух пожалел, что мог бы делать и лучше… если бы ему разрешили смотреть телевизор!
– А что? Неужели не разрешают? – невинно спросил начальник штаба.
– Никак нет – пока зачеты не сдам, в кают-компанию меня не пускают!
Теперь засмеялись все – и адмирал, и офицеры. Только Громяковский смущенно опустил глаза, а комбриг прошипел: – Старпома – убью! Прямо сегодня! С жутким садизмом!
Мудрый замкомбрига пожал плечами – что скажешь – адмиральский эффект! Хоть бы раз без него обошлось!
– Сразу видно, без бинокля, как вы прониклись и боритесь! Да над таким ответом весь флот долго смеяться будет, тоже мне – борцы за уставной порядок! Уж если офицеры на «годков» и «карасей» делятся, то… – пошутил «варяжский гость».
– А годковщины на флоте еще никто не отменял! – в тон ему пошутил кто-то из «свиты».
Командир корабля вступился за своего старпома и сказал: – Так это – же традиция! Когда только зачеты сдаст – то полноправный офицер! Всегда так было!
– Мне нравится сакраментальная фраза – «Всегда так было!» – усмехнулся адмирал, – когда нечего сказать в свое оправдание – и матросы, и комбриги за нее прячутся! – и сокрушенно вздохнул, развев руками: – да сам такой!
Затем ехидно обратился к Огневу: – Ну, Василий Николаевич! Есть или нет у вас «годковщина»? «Пробить грудину» «карасю» за какой-то промах – тоже традиция!