Маленькие рассказы о большой судьбе
Шрифт:
— Дуня вам родная?
— Ага. Она тети Валина дочка.
— А где же твои родители?
— Папка в этом… ополчении, а мамка в госпитале.
Ксения Герасимовна чуть помолчала, что-то соображая внутри себя.
— Слезами горю не поможешь, — сказала она решительно. — Пойдем, будешь со мной жить…
…Клушинскую школу перевели в колхозное правление. Сюда же переколотили школьную вывеску.
После уроков, когда ребята гуртом выкатились на улицу, Пузан предложил Пеке Фрязину:
— Эй,
— Лучше из тебя жмать, жиртрест! — огрызнулась Настя.
Ей бы помолчать — из новеньких всегда масло жмут, и ничего страшного тут нет, но ее насмешка обозлила Пузана, а строптивость — Пеку Фрязина. И «жмать» ее стали с излишним азартом.
— Да ну вас!.. Дураки!.. Пустите!.. — кричала Настя. — Да ну вас, черти паршивые!.. — В голосе ее послышались слезы.
Но ее вопли лишь придали прыти «давильщикам», они разбегались и враз сжимали девочку с боков. Настя захныкала.
И вдруг, вместо податливого Настиного тела, Пузан встретил чье-то колючее плечо, ушибся о него ребрами и отлетел в сторону.
— Ты чего?.. — пробормотал он обиженно, но сдачи не дал, ибо отличался миролюбивым нравом и задевал лишь тех, кто был заведомо слабее его.
А с Юркой Гагариным, известно, лучше не связываться. Вот Пека Фрязин попробовал и распластался на земле. Вскочил, сжал кулаки и снова запахал носом в грязь. И главное, Юрка не злится вовсе, губы улыбаются, глаза веселые, блестящие и… опасные. А крепок он, как кленовый корешок. Нет, лучше с ним не связываться. Да и на кой она сдалась, эта конопатая плакса? И Пузан пошел себе потихоньку прочь, а за ним, ругаясь и грозясь, ретировался отважный Фрязин.
— Не плачь, — сказал Юра девочке. — Они же в шутку. Настя дернула носом раз-другой и успокоилась.
— Какой ты сильный! — сказала она восхищенно. — Здорово дал!
— Да это понарошку, — отмахнулся Юра.
Он глядел на ее пестрое черноглазое лицо, и ему было радостно. Он готов был сразиться за нее не с робким Пузаном и задирой Фрязиным, а хоть со всем воинством гетмана Жолкевского.
— Слушай, — сказал Юра, не зная, чем одарить это дивное существо. — Ты видела жилища богатырей?
— Н-нет, — сказала Настя подозрительно.
— Пошли!..
Юра поделился с Настей всем, что имел: жилищем богатырей, могильными курганами бесстрашных русских воинов, старым ветряком, где до революции водились ведьмы, заброшенным погостом — там по ночам мерцали зеленые огоньки, остовом сгоревшего самолета, полузатонувшего в болоте. Настя принимала эти дары с вежливой прохладцей. Как выяснилось, ее родное Мясоедово тоже не обойдено и памятниками русской славы, и таинственными огоньками, и всевозможной нежитью, вот только сгоревшего самолета не было. К тому же ее томили иные заботы.
— Пирожка бы сейчас! — сказала Настя мечтательно.
Они сидели на треснувшем,
— Оголодала? — с улыбкой спросил Юра.
Настя замотала головой.
— Я сытая. Пирожка охота… У нас каждый день пироги пекли. С яйцами, грибами, капустой, рисом, с яблоками, вишнями, черникой…
— А ты, видать, балованная! — засмеялся Гагарин.
— Конечно, — с достоинством подтвердила Настя. — Я — моленное дитя.
— Как это — моленное?
— Папка с мамкой никак родить не могли. И бабка покойная меня у бога вымолила.
— А разве бог есть? — озадачился Юра.
— Только у старых людей. У молодых его не бывает.
— Жалко! — снова засмеялся Юра. — А то бы мы пирожка намолили!
— Посмейся еще! — обиделась Настя. — Я с тобой водиться не буду.
— Знаешь, — осенило Юру, — пойдем к нам. Мать вчера тесто ставила. Насчет пирогов — не знаю, а жамочку или пышку наверняка ухватим.
— Пышки с вареньем — вот вкуснота! — плотоядно зажмурилось моленное дитя…
…Но пока настал черед сладким пышкам, им пришлось отведать кисленького. У Гагариных сидела встревоженная и обозленная Ксения Герасимовна.
— Явились — не запылились! — приветствовала она появление нежной пары. — Я тут с ума схожу, а им горюшка мало. Куда вы запропастились?
— Да никуда, — подернул плечом Юра. — Просто гуляли.
— Дышали свежим воздухом, — уточнила Настя.
— Видали! — всплеснула руками Ксения Герасимовна, и седые волосы ее взметнулись дыбом от возмущения. — Воздухом они дышали, поганцы!.. — Она повернулась к Анне Тимофеевне, с укоризной поглядывавшей на сына. — Недовольна я вашим парнем, очень недовольна.
— Чего он еще натворил? — огорченно спросила Гагарина.
— Ведет себя кое-как…
В избу вошел Алексей Иванович и остановился у печи, чтобы не мешать разговору.
— …дерется, товарищей обижает.
— Сроду никого не обижал, — сумрачно проворчал Юра.
— Вспомни, что было после уроков…
— А зачем они с меня масло жмали? — ветрела Настя.
— Не «жмали», а жали, Жигалина, — по учительской привычке поправила Ксения Герасимовна и слегка покраснела. — Прости, Гагарин, я не знала, что ты заступался… Ладно, пошли домой, Настасья!
На столе появился кипящий самовар.
— Может, чайку попьете, Ксения Герасимовна? — предложила Гагарина. — С горячими пышечками.
— Спасибо, Анна Тимофеевна. Мне еще гору тетрадок проверять. Бывайте здоровы.
Учительница увела разочарованную Настю, но Юра успел — уже в сенях — вручить своей подруге кулечек с теплыми пышками…
…За самоваром Алексей Иванович, возбужденный известием о подвигах сына, предался героическим воспоминаниям.
— Гагарины завсегда отличались бойцовой породой! — заявил он, горделиво оглядывая семейное застолье.