Маленькие Смерти
Шрифт:
— Зачистка школы завершена, братик. Мы с парнями отлично поработали. Остался один католик, но он без оружия и без ансамбля. Мы оставляем свидетелей?
Глаза у Мильтона совершенно шалые, но при этом такие яркие и живые, совершенно непередаваемо красивые. Пьяные, но не от алкоголя, а от крови. И тогда я замечаю, что дядя весь в брызгах крови. Меня начинается подташнивать, и я рявкаю вдруг, сам от себя не ожидая, приказным тоном:
— Нет. Этот человек помогал мне. Отпусти его.
И Мильтон отпускает отца Стефано, улыбается мне, вдруг будто бы протрезвев.
— Привет, племяш.
А
— Операция по спасению тебя завершена.
Я сглатываю комок внутри думая, что же я увижу, когда выйду из кабинета. Отец вздыхает, потом говорит:
— Отлично. Тогда пусть святой отец расскажет Морин, что мы здесь были.
— Пусть старушка замоет кровь, к примеру, — смеется Мильтон.
— И не забудет поить внука горячим чаем, — добавляет Мэнди. — Обязательно с сахаром.
— А если захочет увидеть дочь, то пусть свяжется со мной. Нам пора, сынок. Мильтон, я перепоручаю Морриган тебе, отправь ее под охрану, хорошо?
— Конечно, братишка.
Отец подталкивает Морриган к Мильтону, и напоследок она шипит папе:
— Что ты такое?
— Мне нужно сказать что-то пафосное, а я немного устал, поэтому давай отложим ответ до лучших времен?
Папа кладет руку мне на плечо, чуть сжимает. Я поднимаюсь, ноги слушаются меня довольно условно. Мы выходим из кабинета, и вместо суровых ребят Морриган, там стоят теперь люди в той же форме, что и Мильтон. Они держатся как военные, настоящие, вышколенные. У папы что маленькая личная армия? Я замечаю в конце коридора пятно крови, и кривлюсь. Нет, крови и трупов я не боюсь, иногда я работаю с такими вещами. Но и никакой приязни они у меня не вызывают тоже.
— Папа, а почему здесь нет полиции? Неужели никто не слышал выстрелов? — спрашиваю я.
— Никто. И сейчас не слышит. Знаешь, как бывает, когда в мире мертвых не можешь видеть живых?
— Да.
— При должной сноровке с помощью темноты можно скрывать и что-нибудь в мире живых.
Мы спускаемся по лестнице, и я поскальзываюсь на луже вязкой крови. Возможно, человека из которого это вытекло, убил мой любимый дядя. Мэнди ловит меня, говорит:
— Осторожнее, Фрэнки. Надеюсь, ты не разобьешь себе голову после того, как мы приложили столько усилий, чтобы спасти тебя.
— И захватить Морриган, сынок. Это не менее важная задача, надеюсь ты простишь меня за такую обидную прямолинейность.
Но я отчего-то знаю, что самая важная задача для них была именно спасти меня.
В машине, когда папа садится за руль, а мы с Мэнди на заднее сиденье, еще минуту я держусь, а потом вдруг утыкаюсь головой в тощие, острые коленки Мэнди и говорю:
— Я не понимаю, что происходит. Ничего не понимаю. Мама, папа, я совсем ничего не понимаю.
И даже не думая о том, что говорю, я называю Мэнди своей матерью.
— Тогда послушай меня, милый. И я тебе все объясню. Дело в том, что впервые я и Мэнди начали попадать в мир мертвых, когда нам было по девять. После того, как мы едва не умерли от пневмонии. Была зима, и мы простыли. Сначала Морган думал, что ничего нам не сделается, но вскоре мы едва могли ходить от температуры и слабости. Мильтона и Итэна к нам не
Девочка с забинтованным лицом? Та самая, которую я видел?
— Кто она?
— Мы не знаем. Больше мы ее не видели, — говорит Мэнди. — С тех пор, как мы чуточку умерли, сны перестали быть просто снами. Мы гуляли в мире мертвых, быстро научились делать кое-какие фокусы и прятаться от призраков. Короче, мы стали медиумами, как ты. Мильтон и Итэн нам не верили, потому что они придурки. И вот в один прекрасный день, мы смогли утащить их с собой, показать им все.
— Не скажу, что наши братья остались в восторге, — добавляет папа.
— А то, что вы делали…
Папа некоторое время молчит, а Мэнди сначала гладит меня по голове и только потом говорит:
— Ты про себя или про пафос и таинственность в школе для маленьких католиков?
Я чувствую, как щеки у меня горят и говорю слишком быстро:
— Про второе.
— Дело в том, сынок, — продолжает папа. — Что, как ты прекрасно знаешь, медиум не может использовать силу мира мертвых в реальности. Мы тоже так думали. Ровно до того момента, пока ты не…
Отец вдруг замолкает и поворачивает руль слишком резко, так, что ему даже сигналят.
— Не умер, — подсказывает Мэнди. — Вот тогда я и Райан в первый раз проявили свои способности в реальности. Неконтролируемо. Кажется, мы полдома тогда разнесли.
— Медиум может использовать силу в реальности, но для этого он должен испытать невероятной силы стресс, горе или страх, может боль. Я рад, кстати, что ты за меня так переживаешь, Фрэнки.
— То есть, я использовал какую-то там силу в реальности?
— Именно. Сегодня, когда стрелял снайпер. Я бы и сам справился, но спасибо. Механика, на самом деле, очень проста. В ситуации предельного стресса, ты оказываешься на грани перехода в мир мертвых, в прослойке между реальностями, откуда имеешь одинаковый доступ глубже, в темноту и обратно в жизнь. Знаешь иногда говорят «умереть как страшно» или «мне так плохо, что я сейчас умру». В этом есть доля правды. Попав на границу между двумя мирами, ты имеешь возможность тянуть силу из одного и направлять ее в другой. Так все и происходит. Те же фокусы, что ты успешно освоил в мире призраков, но перенаправленные сюда, в мир живых.
— Так просто?
— Нет, — говорит Мэнди, продолжая перебирать мои волосы. — Вовсе не просто. В девяноста девяти процентах случаев, это не контролируемо в принципе. Человек делает все случайно, как ты сегодня, потому что сила связана с аффектом. После того, что мы сделали с гостиной в день твоей смерти, мы задумались — можно ли направить силу. А если ее направить, можно ли…
— Воскресить тебя. Вернуть. Совершить чудо. И мы смогли. Благодаря силе боли, которую мы испытывали, разумеется.