Маленький Бизон
Шрифт:
Как уже сказано, наш лагерь расположился километром ниже форта Бентон, на самом берегу Миссури. Тропа к поселку проходила как раз над берегом. Здесь очень часто попадались дикие утки и другая водоплавающая дичь. Поэтому дядя всегда носил с собой ружье, заранее зарядив его дробью. То была шомпольная, заряжавшаяся с дула рухлядь, но, несмотря на свой преклонный возраст, била неплохо.
В тот памятный день Раскатистый Гром взял с собой несколько шкурок, но продавать их не торопился. Он заходил в разные лавки, приценивался и, наконец, заглянул к своему «дружку» Смиту.
— Хелло, Раскатистый Гром! — весело приветствовал его Смит. — Как живешь, краснокожий шпион? Уже явился ловить нас за руку, а?
— Уэлл! Суди как хочешь, брат надувала… — спокойно парировал дядя.
— Принес шкурки? Ну-ка, покажи, что там хорошего!
— Принес, принес, только для честного торговца.
— Сколько хочешь за них?
— Я сказал тебе ясно: этот товар только для честного торговца.
Нисколько не обескураженный этой колкостью, Смит осмотрел шкурки.
— Даю тебе сорок долларов.
— Тех, фальшивых, или настоящих? — язвил дядя.
— Ладно, пусть прогадаю на этом, но дам тебе пятьдесят. Идет?
Несмотря на ранний час, в лавке уже было несколько покупателей. Они с большим интересом прислушивались к не совсем обычному разговору торговца с Раскатистым Громом. Их разбирало любопытство: поддастся индеец соблазну или нет. Но дядя, заметив усмешки американцев, уперся и не отдавал шкурки, хотя пятьдесят долларов — совсем немалая цена.
— Не продам! — заявил он. — Время еще терпит.
— Как хочешь… Кстати, я только что получил партию первоклассного рома. Не отведаешь немного?
— Дай, но не более полстаканчика.
Торговец налил порцию, а дядя, всячески стараясь держаться с достоинством, бросил на прилавок серебряный полудолларовик.
— Этого слишком много! — с добродушным видом заметил Смит.
— Остальное оставь на будущее.
— Олл райт!
Лавка Смита была, пожалуй, самой большой в форте Бентон: в ней размещались десятка два покупателей на скамейках и столько же — стоя. Большинство посетителей составляли ковбои и белые трапперы — охотники за пушным зверем.
У Смита был помощник. В магазин приходило так много покупателей, что даже двое едва успевали обслуживать всех. Если Смит старался сохранять добродушное выражение лица и только в хитрых глазках светился хищный огонек, то на физиономии его помощника, американца лет двадцати пяти, была написана откровенная и самая грубая алчность. Раскатистый Гром любил наблюдать, как хозяин и приказчик не раз готовы были вцепиться друг в друга, давая волю своей волчьей натуре. Это очень развлекало его
Не успел Раскатистый Гром выпить первую стопку, как Смит снова шагнул к нему с бутылкой:
— Налить еще?
Дядя кивнул головой.
— А не слишком ли много будет? — притворно забеспокоился торговец. — Это крепкий напиток.
— Не бойся, наливай!
Раскатистый Гром выпил вторую. Шум в магазине все больше веселил его. В лавке Смита были две широкие двери: одна вела на улицу, вторая — на задний двор. На дворе в загородке разгуливало
Пришло, однако, время возвращаться домой. Дядя встал, забрал шкурки, повесил за плечо ружье и уже собрался выходить из магазина.
— Hallo, old boy! 5 Смотри, будь осторожен! — крикнул ему Смит и, когда дядя вопросительно посмотрел на него, добавил: — Это очень крепкий ром. Ты нетвердо держишься на ногах. Не упади в реку!
— Следи лучше за собственным носом, как бы он не отвалился!
— У меня-то не отвалится — я не пью, да водка и не вредит мне так, как тебе. Вон у тебя уже глаза посоловели… Если увидишь диких уток, не стреляй в них, очень тебя прошу!
5
Эй, старина! (англ.)
— Почему не стрелять?
— Жалко заряда: наверняка промажешь!
Этот разговор привлек к себе общее внимание. Чтобы поддержать шутку, американцы начали внимательно и недоверчиво присматриваться к индейцу, словно он и в самом деле был мертвецки пьян. Дядя чувствовал себя немножко навеселе, но не пьяным, и приставание американцев раздражало его.
— Я еще ни разу не промазал! — самоуверенно заявил он.
— Ну, так сегодня промажешь, даю голову на отсечение! — решительным, не терпящим возражения тоном заявил Смит и снова пристально посмотрел на дядю. — Что верно, то верно, краснокожий брат мой: глаза у тебя мутные и ты не заметишь утку даже за двадцать шагов. Советую тебе, не стреляй сегодня.
— Глупости плетешь, чепуху! Ты хочешь меня разозлить, но это тебе не удастся.
Смит обратился к собравшимся трапперам, как бы призывая их в свидетели:
— Я готов биться об заклад, что его пьяные глаза не различат даже моих гусей!
Люди разразились смехом, а дядя окинул Смита холодным взглядом. Торговец зол на него за то, что он, Раскатистый Гром, не позволил обжуливать Черных Стоп, и вот белый высмеивает индейца перед всеми…
— Я вижу твоих гусей, друг Смит! — спокойно сказал дядя. — Что же ты хочешь сказать дальше?
— Кто тебе поверит! Да если ты и выстрелишь в них, то сам увидишь, как позорно промажешь.
— Могу стрельнуть, если позволишь.
— А я уверен, что ты не попадешь в этих гусей. Бьюсь об заклад!
— Хау! Давай биться об заклад! — упрямо возразил дядя и стал снимать с плеча ружье.
У Смита в глазах зажегся довольный огонек, но все отнесли это за счет пробудившегося азарта. Некоторые решили, что торговец заврался и легкомысленно рискует своими гусями.
— А на что будем спорить? — спросил Смит. — Я предлагаю так: ты поставишь свои шкурки, а я поставлю пятьдесят долларов. Промажешь — шкурки будут мои. Убьешь наповал хоть одного гуся — твои пятьдесят долларов! А сверх того заберешь всех гусей, которых подранишь. Ясно?