Маленький Бобеш
Шрифт:
Что такое? — обернулся тот. — Уж не потерял ли я что-нибудь, так торопился…
— Большое-пребольшое спасибо! — выпалил Бобеш.
— Фу ты дьявол, как он меня испугал, этот мальчишка! Я уж думал, потерял что-нибудь! — Мужчина повернулся и вскочил на подножку вагона.
В этот миг кто-то схватил Бобеша за плечо. Он оглянулся а увидел перед собой человека в синей форме, в высокой круглой фуражке. Спереди на фуражке у него был серебряный кружок и два крылышка, на воротнике тоже были кружочки, но с одним крылышком.
—
— Я… я… никуда.
— Так что же ты тут, негодный, околачиваешься? Под вагон хочешь попасть? А ну, марш отсюда! Чтоб я тебя здесь больше не видел!
Бобеш вконец перепугался. Эдак на него еще никто не кричал.
«Должно быть, нехороший человек… И ведь как нарядно одет, а злится похуже Безручки», — подумал Бобеш и бегом вернулся на прежнее место. Мальчишки все не появлялись. «Подожду немножко», — решил Бобеш и опять стал смотреть. На перроне суетились люди, входили в вагоны. Паровоз дымил. В паровозной будке было двое мужчин; один из них подбрасывал лопатой уголь в огромную топку.
Бобеш размечтался, что, когда будет большим, и он поедет на паровозе, все-все там рассмотрит и даже потрогает. Жалко, что его прогнал от поезда тот злой человек, а то можно было бы посмотреть на паровоз вблизи.
Мужчины в синей форме стали садиться в поезд. Но они не заходили в вагоны, а стояли на подножках. Прежде чем вскочить на подножку, они посвистели в свистки, а один из них, тот, который был в самом конце поезда, продудел в красивую блестящую трубу. И тотчас из паровозной трубы вымахнуло огромное облако дыма. Паровоз запыхтел и, постукивая колесами, тронулся. А Бобеш приговаривал про себя в лад этому стуку:
«Сахар-кофе, сахар-кофе! Поехали, поехали…»
Бобешу страшно хотелось побежать за паровозом. Проводив глазами уходящий поезд, он заметил возле темного здания, где скрылись мальчишки, нескольких человек в диковинной полосатой одежде. «Наверное, она сшита из такой же материи, как у мамы на перине», — подумал Бобеш. Люди эти что-то выгружали из вагонов и носили в большое здание.
Затем туда подъехала подвода, запряженная парой темно-гнедых лошадей. Присмотревшись, Бобеш вдруг помчался к повозке.
— Папа! Папа!
Действительно, там был отец Бобеша; он привез на вокзал молоко.
— Ба, сынок, как ты сюда попал?
— А я тут с Йозефом, Лойзиком и Гонзиком. Знаешь, это ребята из нашего дома. Лойзик пошел к отцу, и они с ним, а я вон там их ждал. Погляди-ка, мне один дяденька дал монетку за то, что я его чемоданы покараулил.
— Э-э, да ты уже деньги зарабатываешь! Я и то нынче столько не сумел заработать! Бобеш, а мама знает, что ты здесь?
Отец сразу угадал, что Бобеш ушел без спросу.
— Ну-ка, живо отправляйся домой! Мама, наверное, тебя разыскивает, беспокоится, где ты запропал.
— Папа, — чуть не плача, сказал Бобеш, — я отсюда не найду дорогу.
— А где же те ребята, с которыми ты
— Ушли. Я, папа, пойду погляжу — может, они вернулись.
— Нет, Бобеш, не ходи, лучше уж подожди минутку — я потом прихвачу тебя с собой, поеду мимо дома. Отойди вон туда, здесь не стой.
Через некоторое время молоко было сгружено с подводы, на нее уставили пустые бидоны. Потом отец посадил Бобеша и сам сел рядом. Повозка загромыхала по неровной мостовой, пустые бидоны подбрасывало, и от их дребезжанья гудело в ушах.
— Папа, — кричал Бобеш отцу в самое ухо, чтобы тот мог расслышать его в этом адском грохоте, — ты не боишься лошадей?
— А чего их бояться, они безобидные.
— А знаешь, крестный говорил, что лошадь и лягнуть и укусить может.
— Лошадь зря никогда не обидит, если ее люди не доведут.
— Папа, а ты когда-нибудь покатаешь меня на лошади?
— Покатаю, а пока сиди смирно и крепче держись — я их подгоню, чтобы они поживей пошли. Мне еще три раза обернуться надо, успеть доставить молоко к дневному поезду. Если пропустишь поезд, молоко останется на станции и прокиснет.
Отец щелкнул кнутом, и лошади перешли на рысь.
— Папа, а ты кнутом стрелять умеешь, прямо как из ружья. Ну-ка, щелкни еще!
Отец хлестнул еще раз и сказал:
— И довольно, Бобеш. Полицейские не любят этого, да и лошади понести могут.
— А где полицейский, папа?
— Вот погоди, увидим.
— А что делает полицейский?
— Следит за порядком на улице.
— А улиц здесь много, папа?
— Да порядочно.
— А есть какой-нибудь город еще больше этого?
— Конечно, есть. Хотя бы Брно — большой город, или, скажем, Прага — та еще больше Брно. Ну, а Вена — так та будет как Прага и Брно вместе. Когда-нибудь и туда съездим, у нас там два дяди.
— Я знаю, папа, там дядя Франта и дядя Ян, они тебе братья, да? Безручкины мальчишки тоже были братья. Папа, а у меня когда-нибудь будут братья?
— Может, и будут.
— Ну хорошо, папа, а мои братья кому потом будут дяди?
— Вот что, Бобеш, мне сейчас не до того. Я должен смотреть, как бы не задавить кого-нибудь, а ты все время спрашиваешь. Все равно ведь ничего не понимаешь. После растолкую. В школе много узнаешь. Я уж рад, что ты наконец в школу пойдешь. Будешь учиться и перестанешь думать о всякой чепухе.
Бобеш замолчал — его опять заинтересовала езда. Улица круто спускалась с горки под уклон, и отец должен был притормаживать. Бобеш заметил, что он вертит рукоятку с желтой медной шишечкой на конце. Когда отец отпустил рукоятку, Бобеш погладил эту шишечку — уж очень она ему понравилась.
— Папа, можно затормозить?
— Не трогай, Бобеш, нельзя.
— А я понарошку, папа, я же не взаправду буду тормозить. Я только думаю, что торможу, понимаешь? Ты мне скажи: «Бобеш, затормози!» — и я буду так делать, как будто торможу.