Маленький, большой, или Парламент фейри
Шрифт:
После довольно робкого начала их письма постепенно становились настолько личными, что когда Смоки и Дейли Элис наконец снова встретились в баре старинного отеля, за освинцованными окнами которого падал снег, оба недоумевали, не случилась ли какая-то ошибка: может быть, Как-то все их письма посылались совсем по другому адресу и их получал некий не попадающий в фокус, расплывчатый незнакомец. Это ощущение очень скоро исчезло, но сначала каждый из них дожидался очереди, чтобы рассказывать подробно: иначе они уже не умели. Снег перешел в метель, кофе остыл; а они все
– Ты не скучала там все это время – и всегда в одиночестве? – спросил Смоки, когда они немного попривыкли к подобному диалогу.
– Скучала? – Элис, казалось, была удивлена. Нет, такая мысль ей и в голову не приходила. – Что ты! К тому же мы вовсе не одиноки.
– Ну… я не то имел в виду… А что они за люди?
– Какие люди?
– Люди, с которыми ты не чувствуешь себя одинокой.
– Ах, эти? Ну, прежде в наших местах было много фермеров. Сначала эмигранты из Шотландии: Макдональд, Макгрегор, Браун. Но теперь там не так много фермерских хозяйств. Правда, некоторые остались. Кое-кто с нами породнился. Знаешь, как это бывает?
Смоки толком не знал. Наступившую паузу они прервали оба одновременно – и опять замолчали.
– Дом большой? – спросил Смоки.
– Огромный, – улыбнулась Элис. Ее карие глаза, казалось, таяли в свете ламп. – Тебе он понравится. Наш дом всем нравится, даже Джорджу, хотя он и говорит, что нет.
– Но почему?
– Еще ни разу не было, чтобы он у нас не заблудился.
Смоки улыбнулся при мысли о том, что Джордж – проводник, наизусть изучивший все ходы и выходы в злачных кварталах ночного Города, не мог сориентироваться в самом обыкновенном доме. Он попытался вспомнить, шутил ли в письмах о Маусах: мышах городских и мышах деревенских.
– Можно тебе что-то сказать? – спросила Элис.
– Конечно! – Сердце у Смоки беспричинно забилось.
– Я знала тебя еще до того, как мы встретились.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что я тебя узнала. – Элис опустила пушистые медно-золотые ресницы, потом бросила быстрый взгляд на Смоки и украдкой окинула взором полусонный бар, словно проверяя, не подслушивает ли ее кто-нибудь. – Мне о тебе рассказывали.
– Наверное, Джордж?
– Нет-нет. Это было давным-давно. В детстве.
– Обо мне?
– Ну, не именно о тебе. Вернее, о тебе, но я этого не знала, пока тебя не встретила. – Подхватив локти руками, она оперлась о стол, покрытый скатертью в крупную клетку, и подалась вперед: – Мне было девять или десять лет. Помню, шли затяжные дожди. Как-то утром я отправилась прогулять Спарка в Парке.
– Кого?
– Спарком звали нашу собаку. Ну а Парк – ты знаешь, это участок вокруг дома. Дул ветер, и дождь, казалось, никогда не кончится. Мы промокли до нитки. Я посмотрела на запад и увидела там радугу. И вспомнила, как мама говорила: «Утром на западе радуга небесная – значит погода будет расчудесная».
Смоки ясно представил себе девочку в желтом непромокаемом плаще и высоких сапожках с широкими раструбами; ее волосы – еще красивее и кудрявее,
– Настоящая радуга, и такая яркая, что казалось, будто упирается в землю прямо передо мной; трава сверкала и переливалась всеми оттенками. Небо сразу сделалось огромным – знаешь, каким становится после затяжных дождей, когда наконец разведрится: мне чудилось, до всего можно дотронуться рукой; радуга была совсем рядом, и больше всего на свете мне хотелось подбежать, вступить в нее, взглянуть вверх – и тоже переливаться всеми цветами.
Смоки рассмеялся:
– Это не так-то просто.
Элис тоже засмеялась, наклонив голову и прикрыв рот тыльной стороной ладони: жест показался Смоки знакомым до боли в сердце.
– Конечно, – сказала она. – Казалось, на это целая вечность уйдет.
– То есть ты и вправду…
– Всякий раз, когда ты вроде бы у цели, она опять оказывается далеко от тебя и совсем в другой стороне; а подойдешь к ней снова – выясняется, что она там, где ты только что был; я бежала-бежала, пока окончательно не выдохлась, а радуга ничуть не стала ближе. Но знаешь, что нужно сделать?
– Пойти в другую сторону, – сказал Смоки, сам удивляясь своим словам, но Как-то уверенный, что попал в точку.
– Ага. Правда, сказать легче, чем сделать, но…
– Сомневаюсь. – Он перестал смеяться.
– Но если ты сделаешь все правильно…
– Постой!.. – перебил Смоки.
– Нет, послушай!..
– Радуги не упираются в землю, – настаивал Смоки. – Такого не бывает.
– Не упираются здесь, – заявила Элис. – Вот послушай. Я шла за Спарком. Дала ему полную волю: ему-то было все равно – не то что мне. Сделала шажок-другой, повернулась и – угадай что.
– Не знаю. Ты оказалась внутри радуги?
– Нет. Не совсем так. Если ты снаружи, то видишь цвета внутри, а когда попадаешь внутрь…
– Тогда видишь цвета снаружи.
– Да. Весь мир становится цветным, словно леденец, – нет, как если бы он был сделан из радуги. Нежный и легкий мир красок вокруг тебя, насколько хватает глаз. Хочется бежать, окунуться в него, рассмотреть как следует. Но не осмеливаешься и шевельнуться: малейшее движение может оказаться неверным – и тебе остается только смотреть и смотреть. И ты думаешь: наконец-то я здесь. – Элис умолкла в задумчивости, потом тихо повторила: – Наконец-то.
– А при чем?.. – Смоки закашлялся, потом докончил вопрос: – При чем тут я? Ты говорила, что тебе кто-то рассказал…
– Спарк, – ответила Элис. – Или кто-то вроде него…
Она взглянула на Смоки пристальней, и он постарался придать лицу выражение благодушной заинтересованности.
– Но ведь Спарк – собака.
– Собака.
Смоки показалось, что у Элис пропало желание продолжать разговор. Она взяла ложечку и принялась изучать свое крошечное перевернутое отражение в ее вогнутой части, а потом медленно положила ее на стол.