Маленький человек (История одного ребенка)
Шрифт:
— Уже? — спрашивает с грустью Ану.
Маленький Человек просит извинить его. Ему надо повидаться еще кое с кем в городе перед отъездом, необходимо сделать неотложный визит…
— Как жаль! Было так уютно вместе, хотелось еще о многом потолковать… Ну, да делать нечего; если господину Даниелю нужно повидаться с кем-то в городе, его друзья не будут задерживать его… Счастливого пути, господин Даниель! Да хранит вас бог, дорогой господин наш! — И Жан Пейроль и жена его провожают Даниеля до половины улицы своими благословениями.
Но
Это фабрика, та фабрика, которую он так любил и так оплакивал!.. Сад, мастерские, чинары, — все эти друзья его детства, радость его первых дней… Человеческому сердцу свойственна эта слабость, способность привязываться даже к дереву, к камню, к какому-нибудь зданию… История повествует ведь о том, как старый Робинзон, по возвращении в Англию, опять пустился в обратное плавание и сделал, бог знает, сколько миль, чтобы увидеть свой пустынный остров!
Поэтому неудивительно, если Маленький Человек прошел несколько десятков шагов, чтобы увидеть свой остров!
Большие чинары, вершины которых издали виднеются за домами, узнали старого друга, который летит теперь к ним. Они издали приветствуют его и, наклоняясь друг к другу, точно шепчут: «Вот Даниель Эйсет! Даниель Эйсет вернулся!»
И он спешит, спешит к ним, но, подойдя к фабрике, останавливается в изумлении.
Перед ним высокие серые стены, из-за которых не выглядывают ни ветви олеандра, ни ветви любимого гранатового дерева… Ни окон, ни отверстий… Нет более мастерских: вместо них — часовня! Над дверью — большой каменный крест и вокруг него латинская надпись!..
Увы! фабрики уже нет: она превратилась в кармелитский монастырь, куда мужская нога не смеет вступить.
V. ЗАРАБАТЫВАЙ СВОЙ ХЛЕБ
Сарланд — небольшой город в Севенских горах, построенный на дне котловины, окруженный горами, как высокой стеной. Когда солнце проникает в котловину, она представляет раскаленную печь, когда же дует северный ветер, — ледник…
В вечер моего приезда северный ветер дул с утра, и, хотя это было весною, Маленький Человек, сидя на империале дилижанса, чувствовал, как холод пробирает его до костей.
Улицы были пустынны и темны… На большой площади несколько человек дожидались дилижанса, расхаживая взад и вперед перед плохо освещенной конторой.
Выйдя из дилижанса, я немедленно, не теряя времени, отправился в коллеж. Я торопился вступить в должность.
До коллежа было недалеко. Пройдя две или три пустынных улицы, человек, несший мой чемодан, остановился перед большим домом, в котором, казалось, все давно вымерло…
— Вот здесь, — сказал он, приподнимая тяжелый молоток у дверей.
Молоток тяжело упал… Дверь отворилась, и мы вошли.
Я остановился в сенях, в темноте. Носильщик поставил на пол мой чемодан и, получив
— Вы, вероятно, новичок? — спросил он меня сонным голосом.
Он принимал меня за ученика.
— Я вовсе не ученик, — сказал я ему. — Я прислан сюда учителем коллежа. Проводите меня к директору.
Привратник казался удивленным. Он приподнял шапку и пригласил меня в свою комнату.
— Директор, — объяснил он, — в церкви с учениками и повидаться с ним можно будет после вечерни.
В комнате привратника кончали ужинать. За столом перед стаканом водки сидел красивый, веселый малый с белокурыми усами рядом с маленькой худощавой женщиной болезненного вида и желтой, как лимон, закутанной в полинялую шаль.
— Кто это, Касань? — спросил человек с усами.
— Это новый учитель, — отвечал привратник, указывая на меня… — Они так малы ростом, что я, признаюсь, принял их за ученика.
— Дело в том, — сказал усач, разглядывая меня, — что у нас тут есть ученики больше вас ростом и даже старше вас… Вельвон старший, например.
— И Круза, — добавил привратник.
— И Субейроль, — скавала женщина.
Затем они стали говорить вполголоса, уткнув носы в стаканы с отвратительной водкой и искоса поглядывая на меня… С улицы доносилось завывание северного ветра, слышались крикливые голоса учеников, девших в церкви.
Наконец, раздался звон колокола, и в коридорах поднялся страшный шум…
— Служба кончилась, — сказал Касань, вставая, — теперь отправимся к директору.
Он взял фонарь, и я последовал за ним.
Здание коллежа показалось мне необъятным… Бесконечные коридоры, обширные передние, широкие лестницы с железными узорчатыми перилами… все старое, потемневшее, закоптелое… Привратник сообщил мне, что до революции 1789 года в этом доме помещалось морское училище, в котором было до восьмисот учеников, принадлежавших к высшей знати.
Пока он давал мне эти сведения, мы подошли к кабинету директора. Касань толкнул слегка двойную, обитую клеенкой дверь и два раза постучался в нее.
— Войдите, — сказал голос из кабинета, и мы вошли.
Это была большая комната, обитая зелеными обоями. В глубине, за длинным столом директор писал что-то при слабом свете лампы с низко опущенным абажуром.
— Господин директор, — сказал привратник, толкая меня вперед, — вот новый учитель, который назначен на место господина Серьера.
— Хорошо, — произнес директор, не поднимаясь со стула.
Привратник поклонился и вышел. Я стоял посреди комнаты, вертя шляпу в руках.
Наконец, кончив писать, директор обернулся ко мне, и я мог разглядеть его маленькое, бледное, худощавое лицо с бесцветными глазами. Чтобы лучше рассмотреть меня, он приподнял абажур лампы и надел пенснэ.