Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой)
Шрифт:
Мистер Хэвишем потер подбородок.
— Это очень странно, — проговорил он. — Он разгневается. Он этого не поймет.
— Думаю, что поймет, когда подумает, — отвечала миссис Эррол. — Мне эти деньги и в самом деле не нужны; зачем же мне принимать их от человека, который так меня ненавидит, что отнимает у меня моего мальчика? А ведь это ребенок его собственного сына!
Мистер Хэвишем задумчиво посмотрел на нее.
— Я передам графу ваши слова, — сказал он наконец.
Подали обед, и они сели
Когда позже в этот же вечер мистер Хэвишем явился в замок, граф тотчас принял его. Граф сидел в удобном, роскошном кресле у камина, положив больную ногу на скамеечку. Он зорко глянул на адвоката из-под лохматых бровей; но мистер Хэвишем заметил, что, несмотря на кажущееся спокойствие, граф в глубине души был взволнован.
— А, мистер Хэвишем, — произнес он, — вернулись? Какие вести?
— Лорд Фаунтлерой и его матушка в Корт-Лодже, — отвечал мистер Хэвишем. — Оба неплохо перенесли путешествие и находятся в полном здравии.
Граф что-то нетерпеливо хмыкнул и нервно пошевелил пальцами.
— Рад это слышать, — бросил он отрывисто. — Что ж, неплохо. Располагайтесь поудобнее… Не хотите ли стакан вина? Что еще?
— Лорд Фаунтлерой сегодня переночует у матушки. Завтра я привезу его в замок.
Рука графа покоилась на подлокотнике; он поднял ладонь и прикрыл ею глаза.
— Ну, — сказал он, — продолжайте. Вы знаете, что я велел вам не писать мне об этом деле; я ничего о нем не знаю. Что он за мальчик? Мать меня не интересует, но он каков?
Мистер Хэвишем отпил портвейна, который сам себе налил, и сел, держа стакан в руке.
— Трудно судить о характере семилетнего ребенка, — осторожно заметил он.
Предубеждение графа было очень сильно. Он глянул на адвоката и сурово спросил:
— Дурак, да? Или просто неуклюжий балбес? Сказывается американская кровь, да?
— Я не думаю, что она ему повредила, милорд, — отвечал адвокат, как всегда, сдержанно и сухо. — Я в детях не очень разбираюсь, но мне он показался весьма примечательным мальчиком.
Мистер Хэвишем всегда выражался сдержанно и бесстрастно, но на этот раз он говорил более холодно, чем обычно. Он решил, что будет гораздо лучше, если граф сам составит себе мнение о мальчике и что не надо его готовить к первой встрече.
— Здоров и хорошего роста? — спросил граф.
— Судя по всему, здоров и довольно хорошего роста, — сказал адвокат.
— Стройный и собой не плох? — допрашивал граф.
На тонких губах мистера Хэвишема промелькнула улыбка. Перед его глазами встала гостиная в Корт-Лодже — прелестный мальчик, вольно лежащий на тигровой шкуре, блестящие кудри, рассыпавшиеся по ковру, смышленое розовое детское личико.
— На мой взгляд, для мальчика совсем недурен, — отвечал
— Не сомневаюсь, — отрезал граф, которого в эту минуту пронзила острая боль в ноге. — Дерзкие до крайности эти американские дети, довольно я о них наслышан.
— Я не сказал бы, что он дерзок, — проговорил мистер Хэвишем. — Мне трудно даже определить, в чем разница. Он больше жил со взрослыми, чем с детьми, и разница в том, что в нем сочетаются зрелость и детскость.
— Обычная американская наглость! — настаивал граф. — Я о ней довольно наслышан. Они называют это ранним развитием и свободой. Отвратительная наглость и невоспитанность — вот что это на деле!
Мистер Хэвишем отпил еще портвейна. Он редко спорил со своим сиятельным патроном, особенно когда его сиятельного патрона мучила подагра. В такие дни разумнее было во всем с ним соглашаться. Наступило молчание. Мистер Хэвишем прервал его.
— У меня к вам поручение от миссис Эррол, — заметил он.
— Не желаю ничего слышать! — отрезал граф. — Чем меньше о ней будет сказано, тем лучше.
— Но это весьма важное поручение, — пояснил адвокат. — Она предпочла бы не брать содержания, которое вы намеревались выделить ей.
Граф вздрогнул.
— Что вы сказали? — вскричал он. — Что это такое?
Мистер Хэвишем повторил.
— Она говорит, что в этом нет необходимости, а так как отношения между вами далеко не дружеские…
— Не дружеские! — повторил с яростью граф. — Еще бы им быть дружескими! Я о ней даже думать не могу! Меркантильная, крикливая американка! Не желаю ее видеть!
— Милорд, — произнес мистер Хэвишем, — вряд ли ее можно назвать меркантильной. Она ни о чем не просит. И не принимает содержания, которое вы ей предлагаете.
— Только для видимости! — бросил граф резко. — Хочет заставить меня с ней увидеться. Думает, что я восхищусь ее решимостью! И не подумаю! Это всего лишь американская тяга к независимости! Я не позволю ей жить, словно нищенке, у самых ворот моего парка! Как мать моего внука она должна занимать соответствующее положение, и она его займет! Хочет она того или нет, но деньги она получит!
— Она не станет их тратить, — сказал мистер Хэвишем.
— А мне-то что! — вскричал граф. — Ей их вышлют. Она не посмеет никому сказать, что живет как нищенка, потому что я ничего для нее не сделал! Она хочет, чтобы мальчишка дурно обо мне думал! Она уже, верно, его против меня настроила!
— Нет, — возразил мистер Хэвишем. — У меня есть от нее и другое поручение, которое убедит вас в том, что это не так.
— Не желаю его слышать! — с трудом выговорил граф, задыхаясь от гнева, волнения и боли в ноге.