Маленький оборвыш (др. перевод)

Гринвуд Джеймс

До сих пор я всегда спал на более или менее удобной постели. Неужели же мне ночевать там, где я сижу? Да, пожалуй, отчего же нет? Я хорошо поужинал, а ночь не особенно холодна. Одну ночь можно переспать кое-как; свернусь здесь в уголке да и засну! Светает теперь рано, и тогда…

Тогда… Да что же я буду делать тогда? Где бы я ни заснул, когда я проснусь через несколько часов, настанет другой день и мне придется самому добывать себе пропитание. Сегодня я проснулся дома, там же позавтракал. На ужин я, правда, получил деньги не из дома, но нельзя

же всегда питаться таким путем. Я должен, прежде чем ложиться спать, сообразить, за какую работу взяться, и завтра с утра искать себе занятие. За какую же работу мне взяться? Конечно, за лаяние. Пойду завтра на какой-нибудь рынок, высмотрю там разносчика подобрее и предложу ему свои услуги. Если он спросит у меня, сколько мне нужно в день, я скажу ему…

Да, хорошо так рассуждать: пойду на рынок и высмотрю себе хозяина. А что как он меня возьмет, да я окажусь неспособным к работе? Что если мой голос недостаточно силен и звучен? Какой я глупый, что не испробовал его до сих пор! Столько часов я один брожу себе по базару и ничего не делаю, точно я какой-нибудь богач! Надо было тотчас приниматься за работу. Было еще не поздно, всего десятый час, и я удалился в самую середину свиного ряда, чтобы начать там свои упражнения.

Какие цветы и плоды я буду продавать? Из цветов – верней всего, что желтофиоли. Им теперь время, и их больше всего и покупают, и продают.

– Желтофиоли! Свежие, душистые желтофиоли!

Голос мой показался мне довольно громким, но все-таки выходило не так, как у настоящих разносчиков. Хорошо бы побольше протянуть «фиоли». Попробуем еще раз: «Желтофио-о-оли свежие, душистые желто-фио-о-оли!»

Так было гораздо лучше. Я с четверть часа ходил взад и вперед по темному ряду и громко торговал желтофиолями; я кричал «го! го!» воображаемому ослу, перевозившему корзины с цветами, и почтительно обращался к воображаемому хозяину за мелочью. Выучившись продавать желтофиоли, я принялся за землянику. Оказалось, что выкрикивать землянику труднее. «Продается земляника! Господа, купите земляники!» – кричал я на разные голоса и все не мог найти нужный тон.

Наконец, после множества повторений я наладил свой голос и тут заметил, что позади меня притаились два мальчика. Мне тотчас представилось, что это Джерри Пеп и его противник, что, окончив свою битву, они согласились действовать заодно против меня. Это было тем более правдоподобно, что когда я повернулся к ним, один из них выскочил из своей засады и схватил меня за волосы.

– Господа! Купите земляники! – закричал он, передразнивая меня и дергая за волосы при каждом слове. – Чего ты тут кричишь? Как ты смеешь поднимать шум на базаре, когда тебе давно пора лежать в постели, а?

Он подражал голосу и жестам рассерженного полицейского. Хотя он пребольно таскал меня за волосы, но, повернувшись к нему, я почувствовал радость. Эти два мальчика не были Джерри Пепом и его товарищем. Они были немного выше их ростом и совершенно незнакомы мне.

– Слышишь, мальчик? – продолжал мой «полицейский». – Иди

сейчас же домой, не то я тебя отведу в участок!

– Сами вы идите домой, – ответил я, вырываясь из его рук. – Чего вы сами не идете домой, что вы ко мне пристали?

– Да мы и идем домой, – сказал другой мальчик, хохотавший над проделкой своего товарища, – мы были в театре, а теперь возвращаемся домой!

Потом, обращаясь к своему спутнику, он прибавил:

– Пойдем в самом деле, Моульди! Мы этак и к ночи не доберемся до Вестминстера.

Я несколько раз бывал с отцом на рынке Ковент-Гарден и знал, что он находится или в самом Вестминстере или около него, но дороги туда я не мог найти и решил расспросить мальчиков.

– В какой части Вестминстера вы живете? – поинтересовался я у мальчика, сказавшего последние слова.

– Конечно, в самой лучшей, – ответил он, – стоит посмотреть на нас, чтобы понять это!

– А близко от вас до Ковент-Гардена?

– До театра Ковент-Гарден? – поднял брови Моульди. – Помилуйте, в нашей коляске минуты две езды, и мы с Рипстоном всегда берем там ложу! Правда ведь, Рипстон?

– Полно тебе пустяки болтать, – остановил его Рипстон. – Мы живем, правда, близко и от рынка Ковент-Гардена, и от театра. Мы живем в Дельфах, а ты, мальчик?

– Не все ли равно, где я живу?

Дело в том, что в Ковент-Гардене я найду себе такой же удобный ночлег, как и в Смитфилде, и если я пойду туда с этими мальчиками, они покажут мне дорогу, и я буду завтра вовремя на месте, думалось мне.

– Пойдемте, – сказал я, – уже поздно.

– Да ты куда идешь-то? – с удивлением спросил Моульди.

– Я иду с вами, – смело заявил я.

– Да ведь мы идем в Дельфы!

– И я туда же.

– Разве ты живешь в Арках?

– В каких Арках? Вы сказали в Дельфах?

– Ну да, Дельфы или Арки, это ведь все равно.

– А, ну, я не знал! Да я и не мог знать, я ведь никогда там не бывал.

– Никогда не бывал! Ты же сказал, что живешь там?

– Нет, я нигде не живу, у меня никакой квартиры нет.

– Ну, уж это пустяки! – воскликнул Моульди. – У всякого человека есть квартира. Где же твое старое жилье?

Мне не хотелось рассказывать этим незнакомым мальчикам все свои дела, но они приставали ко мне с расспросами, и я не мог больше таиться от них. Впрочем, им, кажется, не опасно открыться. Они, по-видимому, живут сами по себе и, может быть, даже помогут мне пристроиться и найти работу.

– А вы обещаете, что не выдадите меня, если я вам все расскажу? – спросил я.

Они торжественно заверили меня, что не способны на такую низость.

– Ну, вот видите, я жил дома, с отцом, там я и спал до сегодняшней ночи.

– И ты убежал? И не хочешь возвращаться назад?

– Я никогда не вернусь! Мне нельзя возвращаться! – с жаром ответил я.

– Понимаю! – сказал Моульди. – Ты там что-то стибрил?

– Как стибрил?

– Ну, стащил. Тебя поймали или тебе удалось благополучно улизнуть?