Маленький оборвыш (др. перевод)
Шрифт:
– Он обещал! Да разве можно верить обещаниям этого обманщика, этого злодея! Слушай, мальчик. Я тебе много рассказала, ты можешь завтра же выдать меня мужу, и он изобьет меня до полусмерти, как делал уже не раз, но мне все равно, мне надоела эта жизнь!
Она опустилась на стул, положила голову на стол и заплакала так горько, что у меня выступили слезы на глазах.
– Пожалуйста, не бойтесь, – проговорил я, подходя к ней, – я ничего ему не скажу. Я не сделаю неприятность человеку, который желает мне добра.
– Я желаю тебе добра, – проговорила она, поднимая
– Я вам верю, только посоветуйте мне, что же мне делать?
– Поди, ляг в постель и сам подумай. Ты слишком молод, чтобы быть вором. Поди и подумай, куда тебе деться, когда ты убежишь отсюда.
– А если я убегу, он не погонится за мной, как вы думаете?
– Придумай такое место, куда бы он не смел гнаться за тобой. Иди, ложись и думай об этом. Прощай.
Я вернулся в свою комнату в сильном раздумье. Хорошо ей было говорить: «Ляг в постель и подумай».
Как я мог думать, когда после всех необыкновенных событий сегодняшнего дня в моей голове остался какой-то ужасный хаос. Одно только было мне ясно. Миссис Гапкинс сказала мне правду: ее муж негодяй, и, если я останусь у него, меня ожидает самая несчастная судьба. Я должен бежать, но куда? Куда он не посмеет за мной гнаться? На этот вопрос я не мог найти ответ. «Посплю-ка я лучше, – сказал я сам себе, – а завтра поговорю с ней об этом. Она наверняка присоветует мне что-нибудь».
Когда я проснулся на следующее утро, на великолепных часах, подаренных мне накануне мистером Гапкинсом, было восемь часов. Я не слышал, как мистер Гапкинс вернулся домой, но теперь я услышал скрип его сапог по лестнице, значит, он был дома. Я ожидал, что он позовет меня, но он, не говоря ни слова, прошел мимо моей комнаты, и через несколько минут я услышал, что он уходит из дому. Я лежал в постели, придумывая, что мне делать, когда я встану, как вдруг уличная дверь отворилась, и я услышал шаги двух мужчин по лестнице. Через некоторое время Джордж Гапкинс вошел ко мне в комнату.
– Ну, Джим, – сказал он, – тебе, кажется, придется быть сегодня и поваром, и слугой, и всем на свете: жена заболела.
– И сильно заболела, сэр? – спросил я, вспомнив странное выражение ее лица накануне.
– Так сильно, что я сейчас ходил за доктором, он говорит, что у нее начинается горячка или что-то другое в этом роде.
Болезнь миссис Гапкинс оказалась нешуточной и продолжалась целых три недели. За все это время я ни разу не видел ее. Мистер Гапкинс нанял какую-то старушку, которая ухаживала за ней, готовила еду и исполняла домашние работы, причем я усердно помогал ей. Другого дела у меня не было. Хозяин не исполнил своего обещания и не думал обучать меня всем тонкостям своего ремесла. Он так боялся горячки, что почти не бывал дома. Он обедал вместе со мной в столовой, сидя у открытого окна и беспрестанно нюхая баночку со спиртом, а затем уходил и не возвращался домой до поздней ночи. Спал он в той же столовой, на диване.
Мое положение было очень недурное. Меня хорошо кормили. Хозяин всегда давал мне шиллинг,
Через три недели миссис Гапкинс вышла из своей комнаты; она была страшно худа и бледна, длинные волосы ее были коротко острижены, и она надела чепчик; это так обезобразило ее, что я с трудом узнал эту женщину. Мистер Гапкинс, не видевший жену уже недели две, был тоже поражен переменой в ее лице.
– Эким ты уродом стала, – заметил он. – Я бы на твоем месте не вышел из своей комнаты с такой физиономией.
– Я бы хотела быть еще вдесятеро безобразнее назло тебе! – ответила она довольно неласковым голосом.
Очевидно было, что болезнь вовсе не помирила моих хозяев.
После этого я очень удивился, вернувшись на следующий вечер домой и увидев, что она сидит в столовой вместе с мистером Гапкинсом и какими-то двумя мужчинами. Все они о чем-то весело разговаривали, смеялись и, казалось, были в полном согласии. Впрочем, разговор у них шел, должно быть, деловой, потому что когда я вошел, мистер Гапкинс знаком указал на меня своим приятелям, те осмотрели меня с ног до головы, и затем мне было приказано или отправляться спать, или идти еще гулять. Я выбрал первое.
Не знаю, долго ли я спал, но меня разбудило прикосновение чьей-то руки к моему плечу и голос миссис Гапкинс.
– Ты не спишь, Джим?
– Нет-с, не сплю.
– Думал ты о том, о чем мы с тобой говорили ночью перед моей болезнью?
– Да, я много раз об этом думал и передумывал.
– Ну, и что же ты? Решился последовать моему совету?
– Да, конечно, только я не знаю, куда мне бежать.
– Ты должен скорее придумать это. Если не уйдешь завтра, тебе придется каяться всю жизнь. Ты видел сегодня в столовой двух приятелей моего мужа – Тильнера и Джона Армитеджа, они вместе затевают дурную штуку и тебя возьмут в помощники.
– Какую же такую штуку?
– Грабеж. Ш-ш… Не спрашивай больше! Это будет сделано завтра или послезавтра ночью… в Фульгаме, в Прескотгаузе. Послушайся меня, иди завтра утром, как только встанешь, туда, куда он не посмеет погнаться за тобой, и расскажи там все, только не говори ничего обо мне. Понимаешь?
– Понимаю, не беспокойтесь, – ответил я.
– Я и не беспокоюсь, я знаю, ты добрый мальчик и не захочешь за добро заплатить злом. Прощай, мне надо идти вниз, они сейчас вернутся. – Она потрепала меня по щеке своей горячей рукой и вышла вон.