Маленькое одолжение
Шрифт:
— Есть, — откликнулся Томас. — Эй, Гарри.
— Ну?
— Что, если они держат девочку не на острове?
Я покачал головой.
— Тогда тебе просто придется что-нибудь придумать. Я буду разбираться на месте.
Он нахмурился и тряхнул головой.
— А эти громилы из Летних? Что ты собираешься делать, если они снова покажутся?
— Если? Если мне повезет дождаться этого… — я подмигнул ему и выбрался из «Хаммера». — Вопрос в том, что я буду делать, если они не покажутся в самый неподходящий момент? Умру
— Ладно, до встречи, — сказал Томас.
Я кивнул брату, хлопнул дверцей и зашагал по снегу через улицу на стоянку у церкви Св. Марии и Ангелов.
Это большая церковь. Очень, очень большая церковь. Она занимает целый городской квартал, и — за исключением небоскребов, конечно — является одной из самых заметных деталей городского ландшафта, этакая чикагская версия Нотр-Дам де Пари. Проезд к заднему, служебному входу церкви оказался расчищен, равно как и маленькая служебная стоянка, на которой стоял белый пикап Майкла. В отраженном от снега свете я разглядел его и Санину фигуры — они стояли рядом с машиной, одетые в длинные белые плащи с вышитым на груди алым крестом поверх белых же курток. В общем, в воскресном платье Рыцарей Креста. На поясах у обоих висели мечи. Майкл облачился также в классическую кирасу, тогда как Саня выбрал более современный бронежилет. Здоровяк-русский, всегда отличавшийся практичностью, вооружился также висевшим на ремне «Калашниковым».
Интересно, подумал я, знает ли Саня, что архаичная на вид кираса Майкла подбита изнутри кевларовыми пластинами. Обычный бронежилет неважно защищает от мечей и когтей.
Я тоже внес некоторые усовершенствования в свое снаряжение. На петле под моей ветровкой, на которой обыкновенно висит мой жезл, болтался теперь обрез. Еще я привязал кожаный ремень к концам ножен «Фиделаккиуса», так что святой клинок висел теперь у меня на плече.
Майкл кивнул мне и покосился на часы.
— Вы не слишком спешили, — заметил он.
— Пунктуальность — для тех, кому нечего делать, — безмятежно улыбнулся я.
— Или для тех, кто позаботился о других деталях заранее, — послышался женский голос.
Высокая, потрясающе красивая женщина в кожаном костюме мотоциклиста выступила из тени на противоположной стороне улицы. Глаза ее имели необычный оттенок горячего шоколада; темные волосы были сплетены в тугой пучок. Даже лишенное макияжа, лицо ее производило сногсшибательное впечатление. Только выражение ее лица подсказало мне, кто это на самом деле: горечь мешалась на нем с жалостью и стальной решимостью.
— Розанна, — негромко произнес я.
— Чародей, — она подошла к нам, надменная и собранная разом. Под расстегнутой почти до пояса кожаной курткой не было ничего, кроме голого тела. Смотрела она, однако, не на меня, а на Рыцарей. — Эти двое не входили в наши договоренности.
— А со мной должен был встречаться Никодимус, — парировал я. — Не вы.
— Обстоятельства потребовали замены, — ответила Розанна.
Я пожал плечом — тем, на котором висел «Фиделаккиус».
— То
— Что за обстоятельства? — поинтересовалась Розанна.
— То, что я имею дело со стаей двуличных, лживых, кровожадных психов, которым я доверяю не дальше, чем могу отшвырнуть пинком.
Она невозмутимо смерила меня взглядом своих красивых глаз.
— И какая роль отводится вами Рыцарям?
— Они здесь для того, чтобы повысить степень доверия.
— Доверия? — переспросила она.
— Именно так, — подтвердил я. — В их присутствии я могу швырнуть вас пинком значительно дальше.
Слабая, едва заметная улыбка коснулась ее губ. Она чуть наклонила голову в мою сторону и повернулась к Сане.
— Эти цвета тебе не идут, зверь. Хотя более чем приятно видеть тебя снова.
— Я больше не тот человек, Розанна, — отозвался Саня. — Я изменился.
— Нет, не изменился, — возразила Розанна, глядя на него в упор. — Ты до сих пор такой же забияка. Любишь подраться. Любишь кровопролитие. Магог таким не был. Таким был только ты, мой зверь.
Саня с легкой улыбкой покачал головой.
— Я люблю подраться, — подтвердил он. — Просто теперь я разборчив, с кем именно.
— Ты ведь знаешь, еще не поздно, — сказала Розанна. — Подари свою игрушку моему господину и моей госпоже. Они примут тебя с простертыми объятиями, — она шагнула в его сторону. — Ты мог бы снова быть со мной, зверь. Ты мог бы снова обладать мной.
Что-то очень странное произошло с ее голосом на последних двух предложениях. Он сделался… богаче, что ли? Сочнее, музыкальнее. Издаваемые ей звуки, казалось, имеют меньше значения, нежели само звучание ее голоса, полного медовой чувственности и страсти. У меня возникло ощущение, что они затекают в мои уши и начинают разгораться у меня в мозгу — и это при том, что я стоял в стороне и получал заметно смягченную дозу того, что предназначалось Сане.
Он откинул голову назад и басовито расхохотался — так громко, что смех его отдался эхом от замерзших камней церкви и окружавших нас зданий.
Розанна сделала шаг назад, и на лице ее появилось удивленное выражение.
— Я же сказал тебе, Розанна, — произнес он, все еще смеясь. — Я изменился, — лицо его сделалось совершенно серьезным. — Ты ведь тоже можешь измениться. Я знаю, как многое из того, что ты совершила, не дает тебе покоя. Я ведь помню твои ночные кошмары. Тебе не обязательно продолжать терзаться этим.
Она молча смотрела на него.
Саня развел руки.
— Отдай монету, Розанна. Прошу тебя. Дай мне помочь тебе.
Она опустила веки. Потом поежилась, не поднимая взгляда.
— Для меня уже слишком поздно, Саня, — произнесла она наконец. — Уже очень, очень давно слишком поздно.
— Никогда не поздно, — искренне возразил Саня. — Пока ты дышишь — не поздно.
Что-то вроде презрения мелькнуло на лице Розанны.
— Да что ты понимаешь, глупый мальчишка, — взгляд ее метнулся обратно ко мне. — Покажи мне Меч и монеты, чародей.