Малеска — индейская жена белого охотника
Шрифт:
Малеске показалось, что тьма охватила её на целую вечность, но, на самом деле, она длилась всего мгновение; затем Малеска открыла глаза, беспокойно осмотрелась, и её тело пронзила ужасная дрожь. Она услышала смех, а затем увидела, что её мальчик сидит на шкуре пумы с румяными со сна щеками и смеётся от удивления, не отрывая взгляда от безголовой гремучей змеи, которая в предсмертных судорогах корчится в его ногах.
— Ха-ха! — кричал он, хлопая в ладоши. — Вот это да! Это лучше, чем птицы, лучше, чем белки. Малеска! Малеска! Посмотри, как эта пёстрая
Малеска была так слаба, что едва могла стоять, но, дрожа всем телом, она подошла к камню, схватила ещё содрогавшуюся змею и с криком отвращения швырнула её в заросли.
Затем она упала на колени и прижимала мальчика к груди до тех пор, пока он не начал вырываться и кричать, что ему больно. Но она его не отпустила; ей казалось, что в тот миг, когда она расцепит руки, снова приползёт змея; она держала его за одежду, она нежно целовала его руки, его волосы и его раскрасневшийся лоб.
Он не мог ничего понять. Почему Малеска так тяжело дышит и так трясётся? Ему не хотелось, чтобы она выбрасывала это прелестное создание, которое подкралось к нему, пока он спал, и было таким красивым. Но когда она рассказала, как опасно было это животное, он испугался и со смутным ужасом спросил её, как она его убила.
В нескольких ярдах от камня Малеска нашла свою стрелу с нанизанной на неё змеиной головой. С дрожью и восторгом она показала голову мальчику, который в ужасе отпрянул назад, начиная понимать, что такое страх.
Глава 6
Ни в лесах, ни в лугах, сколько ни броди,
Не найдёшь места лучше, чем даже самый скромный дом,
Дом, дом, милый, милый дом,
Нет места лучше, чем дом;
Нет места лучше, чем дом.
Это событие встревожило Малеску. Собрав все пожитки, она снова поплыла вверх по реке. Ребёнок радовался переменам, и скоро все неприятные воспоминания о гремучей змее стёрлись из его памяти. Но Малеска была очень осторожна, когда в тот вечер выбирала место для лагеря, и, прежде чем расстелила шкуру пумы для Уильяма, она развела яркий костёр, который, как она предполагала, заставит всех ядовитых тварей держаться подальше. Они поужинали под высокой белой сосной, тёмные ветви которой поглотили свет костра, и всё вокруг сделалось мрачным. Когда сгустилась тьма, Уильям затих, и по выражению его лица Малеска поняла, что он подавлен мыслями о доме. Она решила не рассказывать ему об их родстве, о чём она постоянно думала, пока они не предстанут перед советом племени. Тогда индейцы примут его как вождя, а он признаёт несчастную Малеску своей матерью.
Встревоженная его печальным видом, индианка поискала в своих припасах что-нибудь такое, что могло бы его взбодрить. Она нашла несколько золотистых сладких булочек с тмином, которые вызвали у ребёнка слёзы, поскольку они напомнили ему о доме и домашнем уюте.
— Малеска, — сказал он, — когда мы вернёмся домой к дедушке и бабушке? Я знаю, они нас ищут.
— Нет, нет, не думай
— Но я не могу не думать, не могу, — с грустью настаивал мальчик.
— Нет, не говори, что ты любишь их — то есть твоего деда — больше, чем Малеску. Она умрёт за тебя.
— Да, но я не хочу, чтобы ты умирала, просто вернёмся домой, — умолял он.
— Мы едем домой — в наш прекрасный дом в лесу, о котором я тебя говорила.
— Боже мой, я так устал от леса.
— Устал от леса?
— Да, устал. Здесь так хорошо играть, но это не дом, вовсе нет. Малеска, как далеко отсюда дом дедушки?
— Я не знаю… я не хочу знать. Мы никогда… никогда туда не вернёмся, — страстно сказала индианка. — Ты мой, весь мой.
Мальчик упрямо вырывался из её объятий.
— Но я не останусь в лесу. Я хочу жить в настоящем доме и спать на мягкой постели, и… и… вот, начинается дождь, я слышу гром. О, как я хочу домой!
И в самом деле собиралась гроза; поднялся ветер, который хрипло стонал в соснах. Малеска была сильно огорчена. Пытаясь укрыть уставшего мальчика, она нежно прижала его к груди.
— Терпение, Уильям, никто тебя не обидит. Завтра мы будем плыть весь день. Ты сам будешь грести.
— Я буду грести? — сказал мальчик, немного оживившись. — Но мы ведь поплывём домой?
— Мы поплывём за горы — туда, где живут индейцы. Храбрые воины, которые сделают Уильяма своим королём.
— Но я не хочу быть королём, Малеска!
— Вождём… великим вождём, который выйдёт на тропу войны, чтобы сражаться.
— Ах, значит, из твоего лука я буду стрелять в этих злобных краснокожих, да, Малеска?
— Ах, мой мальчик, не говори так.
— О, — содрогнувшись, сказал ребёнок, — какой холодный ветер; как он рыдает в ветках сосен. Сейчас ты не хочешь вернуться домой?
— Не бойся холода, — встревоженным голосом сказала Малеска. — Давай я укутаю тебя своим плащом, и никакой дождь не проникнет через меховое одеяло. Мы ведь с тобой храбрецы. Какое нам дело до маленького грома и дождя? От этого я только становлюсь храбрее.
— Но ты не хочешь домой. Ты любишь лес и дождь. Гром и молния заставляют твои глаза гореть, но мне они не нравятся; пожалуйста, отвези меня домой, и потом можешь поехать в лес, я никому не скажу.
— О, нет, нет. Это разобьёт мне сердце, — вскричала несчастная мать. — Послушай, Уильям: индейцы… мой народ… храбрые индейцы хотят, чтобы ты стал их вождём. Через несколько лет ты поведёшь их на войну.
— Но я ненавижу индейцев.
— Нет, нет.
— Они свирепые и жестокие.
— Но к тебе они не будут жестоки.
— Я не буду жить с индейцами!
— Они храбрые люди. Ты будешь их вождём.
— Они убили моего отца.
— Но я принадлежу к этому народу. Я спасла тебя и принесла к белым людям.
— Да, я знаю. Бабушка мне говорила.
— И вся моя жизнь — в лесу.
— Среди индейцев?
— Да. Твой отец любил индейцев, Уильям.
— Да, любил. А они его убили.