Малина Смородина

Колочкова Вера Александровна

Пришлось уйти, оставить их одних. А за окном по-прежнему лил дождь, все больше и больше распаляясь. Будто яростно требуя от нее чего-то. Стучал кулаками-каплями по подоконнику, приговаривал голосом Павла – ну, давай же, делай что-нибудь со своей болью! Может,

никакая это и не боль вовсе, глупая ты Малина Смородина! Разве можно называть болью… любовь? Думай, Малина, думай!

Не будет она ни о чем думать. Зачем? О чем же тут думать, когда… когда есть просто любовь. Действительно, а как же любовь-то? Не надо ни о чем думать, и вопросов глупых самой себе задавать не надо. Надо вот так, как они… Как Женька, как Денис… И наплевать ей на всех, слышите?

Так. Скорее. Джинсы, кроссовки, ветровка. Ах да, умыться-причесаться еще. Все. Скорее, скорее. Ни минуты больше нельзя ждать…

Парочка все еще была в прихожей. Целовались так, что, похоже, и не заметили ее, мимо них прошмыгнувшую. Выйдя под дождь, спохватилась – зонт забыла взять. Ну, да ладно, не сахарная. Бегом пробежала через двор, вылетела на проезжую часть, отчаянно голосуя. Первая же машина остановилась с визгом. Пусть обругали. Зато повезли…

Железная витая калитка приоткрыта. Наверное, Анна Николаевна забыла запереть. Темный, мрачно терракотовый от дождя гравий.

Кнопка звонка на двери. Защелкали, зазвенели позывные там, внутри дома. Шаги. Шаги… И голос. Его голос. По телефону с кем-то разговаривает…

– …А я тебе говорю – убирай свою дурацкую плотину! Если не уберешь –

сам на бульдозере приеду и разнесу все к чертовой матери! Ты меня понял, Лень? Погоди, я дверь открою, звонит кто-то…

Дверь распахнулась, и она отступила на шаг, обхватив себя трусливо руками за плечи. Подняла голову, глянула исподлобья, но сказать ничего не успела, очутившись в кольце его рук. Откуда-то из-за спины, из телефона, зажатого в его крепкой ладони, жалобно доносился отчаянный Ленин говорок, но слов было не разобрать… Да и зачем их разбирать, в конце-то концов? До них ли ей теперь?

– Малина… Малина! Господи, промокла вся! Наконец-то, Малина!

– Павел… Ты знаешь, я же не сказала тебе…

– Молчи, молчи, дурочка… Я знаю. Я тебя люблю, ты меня любишь. Не дрожи так, не надо, чего ты…

Как хорошо в его руках. В горячих, сильных, крепко обнимающих. Отчего теперь и не подрожать, в таких-то руках? С трудом высвободив руку, схватила его ладонь, жадно прижала к щеке, к губам…

– Боже мой… В чем у тебя руки, Павел?

– А… Это грунтовка.

– Какая… грунтовка?

– Да Егор вчера позвонил, сказал, приедет на три дня, просил холст загрунтовать.

– Холст?! А… Откуда он приедет, Павел?

– Из Питера, откуда ж еще…

– Так ты что, его… отпустил?

– Ну да… А что было делать? Сама же сказала – надо с чего-то начинать…