Малиновые облака

Артамонов Юрий Михайлович

— Ефим Лукич, трактор сломался! — объявила запыхавшаяся Настя. А сама чуть не плачет — столько досады и искренней горечи в ее покрасневших глазах. В просторном не по росту, замасленном комбинезоне, таких же больших растоптанных сапогах, она совсем не походила на заправского тракториста.

— Как сломался? Почему сломался?! — сразу возвысил голос председатель.

— Не знаю, не заводится — и все…

— Не заводится! Я те дам не заводится! Мотор с капиталки, должен заводиться! Утри-ка щеки-то, ишь намазала, да пошли!

Он сам своим платком,

как ребенку, вытер грязные Настины щеки, подбородок и торопливо зашагал по пыльной полевой дороге к трактору. Настя в своих бахилах едва поспевала за ним, часто отставала, а когда отставала, тоже, как ребенок, бегом догоняла председателя.

— Объехала два круга — он и встал. Почихал, почихал — и встал, — сбивчиво объясняла Настя, безуспешно приспосабливаясь к шагам Ефима Лукича. — Уж что только ни делала — не заводится. Да и не могу я ручку-то повернуть, туго больно.

— Ладно, ладно, иди давай, посмотрим, — не оглядываясь, говорил председатель.

Жнивья оставалось еще много. Поле с переспелой рожью тяжелыми волнами колыхалось на ветру от края до края, лишь по обочинам подкошенное, с ровными шеренгами вихрастых, приземистых снопов. Как ни стараются колхозницы, не справляются без мужиков с непредвиденно большой работой. Всего одна косилка, которую таскала на своем тракторе Настя, а так женщины жнут вручную, серпами. Им помогают ребята-подростки. Одни, половчее, вяжут снопы, другие носят их на подводы, возят на ток. «Только бы погода продержалась, только бы не заненастило. Вот сдадим хлебопоставку, все выйдем в поле. Сожнем, сделаем скирды, а обмолотить и зимой успеем», — с надеждой думает председатель.

Навстречу показалась подвода с возом снопов. На самом верху сидел совсем маленький мальчишка и безмятежно тянул песню. Большая, не по голове, фуражка-блин свисала измятым козырьком до самою носа, закрывая лицо.

— Что это за клоп едет? — остановил председатель лошадь.

— Я, я-то? Симка, — поднял мальчонка козырек и обнажил круглое, конопатое, с лучистыми синими, как васильки, глазами лицо. — Максим я, дедушка, — добавил он и кивнул на Настю: мол, она докажет.

— Не узнали, что ли, Ефим Лукин? — удивилась Настя. — Это ведь братишка мой!

— Ах, чертенок! И вправду не узнал. Ну пой, пой, да только не свались! Знаешь, куда ехать?

— Как не знаю, привычное депо! — весело откликнулся маленький возница и проворно дернул вожжи: — Но-о!

Председатель еще долго смотрел вслед удаляющейся подводе, а потом не совсем понятно для Насти сказал:

— Какой народ, ребенки какие!

Они свернули с дороги и берегом оврага направились к одиноко стоявшему трактору. Рядом с трактором, на разостланой телогрейке, дремал помощник Насти, тоже мальчишка, но постарше Симки. Услышав шаги, он быстро встал, отряхнул пыльные штаны.

— Ну, как живешь-можешь? — вместо приветствия спросил Ефим Лукич.

— А чо, живем, робим, вот только трактор чо-то сломался, — бодро ответил парнишка и шмыгнул носом. — Новый бы нам трактор-то, как у Тачаны, а то чо, стоим вот.

— Но, но! — построжел председатель. — Где я вам новых наберусь! У Тачаны тоже не новый, да ездит.

Ефим Лукич обошел трактор, зачем-то

попинал одно колесо, другое, заглянул под мотор. Затем открыл капот, попросил у Насти ключи и отвертку. Пока Настя искала в железном ящике нужные инструменты, Ефим Лукич сочувственно, как с человеком, разговаривал с трактором:

— Изробился и ты, дружок, постарел. Оба мы с тобой постарели, поизносились. Почитай, ведь на тебе в первые годы весь колхоз держался. Первый ты был у нас помощник и долгое время единственный. А теперь потерпи, дружок, не подведи в самую трудную пору. Вот подвинчу тебя — и побежишь. Верно, Настя?

До позднего вечера председатель провозился с трактором — пока нашел неисправность, пока отремонтировал, пока обкатал. В деревню вернулся уже затемно. Ни в одном окошке не было света. Сейчас всегда так. Люди либо спят, набираются сил для нового трудового дня, либо работают в ночную смену. Постоял у правления и хотел уж было поворачивать к дому, как вдруг услышал в темноте шаги.

— Это кому еще не спится в такую пору? — строго спросил председатель.

— Это я, Марина, — не сразу, робко откликнулась девушка.

— Ну так подходи, чего остановилась, чай, не укушу.

Марина, кутая плечи полушалком, подошла с опущенной головой.

— Куда это направилась?

— Да так…

— Знаю я — так. К своему Сергею небось покатила! Ну иди, да не проспи завтра. До солнышка ведь разбужу.

У Марины вспыхнули от стыда уши. Хорошо хоть темно, не видно. Но разве она виновата, что Сергей увиливает от фронта? Дружили они, это все знают, но Марина охладела к нему, как поняла, что за человек Сергей. Как же так, все его сверстники давно на фронте, а он околачивается в глубоком тылу, при каком-то военкомате, почти что дома? Да и так все время дома, будто для него войны нет — не стыдобушка ли с таким дружком! Однако все считают, что Марина по-прежнему встречается с Сергеем Киселевым, и от того еще горше у нее на душе.

Ефим Лукич смекнул, что нелегко девке и без его намеков, поспешил сменить разговор.

— Я ведь зачем тебя остановил, дочка. Все думаю насчет подарков-то бойцам, хоть и сказал, что не мое это дело. Надо, надо что-то собрать. Как же, неуж мы хуже других? Все пошлют, а мы что — лыком шиты? Только, я думаю, посылать там всякие табакерки да кисеты — это мало для бойцов. Нам надо придумать что-нибудь другое, побогаче. Скоро ведь зима, а солдатам, по себе знаю, нужны теплые вещи: валенки, шапки, шубы. Подумаем, а? Поговори с народом. Я начну, а ты поддержи меня. Ты ведь лучше меня говорить умеешь. Поняла, Марина?

— Поняла, Ефим Лукич. Обязательно поговорю со всеми, и вот увидите — подарки наши будут самые желанные, самые необходимые бойцам.

— Ну и ладно, ну и хорошо! — ласково похлопал председатель девушку по плечу. — Беги давай, куда направилась, а я еще на ферму загляну, наказать кое-что бабам надо.

6

Очень уж коротка летняя ночь! Едва прокричат первые петухи, как на востоке занимается заря. Но молодежь и эту краткую ночь не упустит, девчата хоть на часик, да соберутся в излюбленной роще, попоют, попечалятся вместе.