Мало ли что бывает (сборник)
Шрифт:
– Ты любишь жену или ты любишь любовь? – спросила Лилек.
– А какая разница? – не понял Ашот.
Он был прост, как молоток, которым забивал гвозди. И Лильку на какое-то время показалось: он прав. Вся эта культура, которую придумало человечество, – надстройка. А базис – сам человек, его биология и инстинкты. Инстинкты вложены в программу и составляют саму жизнь.
Инстинкт продолжения рода – любовь, инстинкт сохранения потомства – чадолюбие. Инстинкт самосохранения – страх смерти. И все, в сущности. А люди выдумывают всякие кружева – культура, архитектура, литература,
Ашот нравился Лильку за молодость и неравнодушие. Он был на десять лет моложе, но как бы не замечал разницы или притворялся.
Мужчины Лилька – филолог, юрист, хирург – интеллигенция. Но они были в те времена, когда у Лилька была полная колода козырей: молодость, энергия, жизненная жажда. В сущности, полной колоды не было никогда – так, один-два козыря. Но сегодня нет ни одного. Значит, надо понизить критерий. Пусть будет молодой, серый, любвеобильный Ашот.
Он улыбался лучезарно, его светло-карие глаза лучились, и белые зубы тоже лучились. Лилек не сомневалась, что он влюблен. Она была самоуверенна на свой счет.
Все кончилось очень быстро. Армяне ее обокрали и смылись Они были даже не особенно виноваты. Лилек никогда не прятала деньги. Кошелек с деньгами всегда лежал в прихожей под зеркалом. И не захочешь, да прихватишь.
Лилек предполагала, что украл средний брат – самый красивый и подлый. Подлость заключалась в том, что он выдавал себя за другого. Был мелкий жулик, а изображал из себя Гамлета.
Украсть мог и старший брат, рукастый и пьющий. Он единственный из троих умел работать.
Лилек не успела понизить критерий, слава Богу. Какой это был бы ужас. Она поняла: культура держит человека на поверхности, не дает ему опуститься до воровства. Если бы братья-армяне читали книги, слушали музыку и ходили в театр, то прошли бы мимо чужого кошелька.
Лилек была рада, что Ашот оказался таким ничтожеством, от слова «ничто». Она с легкостью помахала рукой станции по имени «Любовь» и поехала к следующей станции по имени «Старость». Без сожаления, не оборачиваясь.
Она понимала – ничего нельзя повторить. На место Максима могут прийти только Ашоты. Лучше пусть не приходит никто.
По теории относительности время во второй половине жизни течет быстрее. И это правда. Только что было 45, уже 55. Только что было лето, уже зима. А осень где? Проскочила.
Лилек углубилась в свою работу. Потребность в интеллектуальной деятельности была для нее такой же сильной, как потребность в еде. И даже больше. Или на равных. Вернее, так: когда хочешь есть, думаешь только о еде. Но когда сыт – первая потребность в интеллектуальной деятельности.
Розы пришли из ТОЙ жизни, как воспоминание о мазурке – есть такое музыкальное произведение.
Но все-таки кто же их прислал? Женька? Простил и прислал. С возрастом многое прощаешь.
«Что пройдет, то будет мило...» И может быть, ему сейчас милы воспоминания их одухотворенной жизни, Чехов – Достоевский, походы в театры, на поэтические вечера. А развод-размен – это всего-навсего гроза. Гроза – это тоже красиво, тем более что она проходит.
Лилек порылась в ящике и нашла старую записную
Лилек набрала номер. Трубку сняла БРАТЕЕВА. Этот голос она узнала бы через тысячу лет из тысячи голосов.
– Да-а-а, – пропела Братеева с длинным сексуальным «а». «Старая блядь, – подумала Лилек. – Под шестьдесят, а туда же...»
– Позови Женю, – жестко приказала Лилек. Ненависть была свежа, как будто вчера расстались. Братеева тут же ее узнала и почувствовала.
– А зачем? – спросила она.
С ее точки зрения, Лилек не была нужна Женьке и в двадцать лет, а уж теперь и подавно.
– Это я ему скажу... Братеева громко позвала:
– Женя! Тебя твоя жена за номером один...
Значит, были номер два и три. Но в результате они воссоединились. Женя и Лида. Лида бросила сокола, или всю стаю, и пришла к Женьке. Значит, это ЛЮБОВЬ – та самая, прошедшая через испытания...
– Я слушаю, – настороженно отозвался Женька. Он, наверное, решил, что Лилек хочет еще что-то у него отобрать.
– Мне цветы прислали, – деловито произнесла Лилек. – розовые розы. Она замолчала.
– И что? – не понял Женька.
– Это не ты прислал? – прямо спросила Лилек.
– Я?? Тебе??
Чувствовалось, что Женька очень удивился. Он относился к человечеству по Достоевскому, то есть не верил ни во что хорошее.
– Ну ладно, пока, – попрощалась Лилек.
Она положила трубку и почему-то не огорчилась. Если Женька счастлив со своей Аполлинарией Сусловой – то пусть. Чем больше счастливых людей, тем благополучнее страна. А стране так не хватает благополучия...
Откуда в Лильке это смирение? А где же скорпион? Значит, и скорпион тоже постарел и перестал быть таким ядовитым.
Откуда же розы? Не Ашот же прислал их на краденые деньги. Он украл на «семю», а не на посторонних женщин, тем более немолодых и некрасивых.
Значит, Максим...
Лилек набрала воздух, как перед погружением на глубину. И позвонила. Этот телефон она помнила наизусть. Эти семь цифр – шифр от главного сейфа, в котором лежала ее любовь.
Трубку взяла Зина. Это был ее голос. Значит, ничего не изменилось. Время плыло над их головами, не задевая.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Лилек. – А можно Максима?
– Его нет, – ответила Зина.
– Нет дома или нет в Москве? – уточнила Лилек.
– Нет нигде.
– Он умер? – оторопела Лилек.
– Он женился, – просто сказала Зина. Лилек молчала. Зина ждала. Потом крикнула:
– Але! – проверила, не сломался ли телефон.
– Давно? – спросила Лилек из пустоты.
– В 85-м году. А это кто?
– Да так. Никто.
Лилек снова замолчала. Значит, она не посмела. А кто-то посмел. И получилось. Лилек тогда кинула себя в жертву. Ушла. Освободила место в его душе. А свято место пусто не бывает.