Малоизвестный Довлатов. Сборник
Шрифт:
И так далее.
«Погас огонь. Остался свет лучины…»И еще:
«мы ласточки. А может быть — стрижи…»Все остальное соответствует. Наум, не сердись. И не думай, что я рехнулся. А если и рехнулся, то отнесись с пониманием.
И еще сообщи — где было напечатано это стихотворение? Но, впрочем, даже если в «Панораме», я его вставлю. Авторство укажу непременно.
С этим все. Жду.
Дальше. В «Гранях», действительно, переворот. Владимова погнали за жидолюбие, юмор, отсутствие желваков на скулах. Короче — за талант и за качество. Это — метафизика серых. Так и должно
Журнал «22» мне активно не нравится. Там сидят снобы <…> Выходят редко, денег не платят, почти не циркулируют, да еще и считают, что печататься у них — честь. Лучше восстанови отношения с «Панорамой».
Половец обжулил тебя случайно, <…> деньги он платит более-менее аккуратно и авторов, в общем, ценит. Впрочем, и в «22» пошли что-нибудь. Кстати, физический цикл — это очень в их русле. А так, что я могу узнать насчет Сагаловского? Естественно, они ответят, что пусть пришлет, будем рады.
Совместным творчеством мы обязательно займемся осенью. Но мы напишем не детективную повесть, а эпистолярную. Я давно задумал договориться с кем-то, обозначить два характера, выдумать тему переписки, например — пропажа коломянковых брюк на дне рождения эмигранта Мешкевицера, и начать долгую переписку с широким обзором событий и лиц. Осенью поговорим.
На дачу я отвожу семейство 27-го июня. Всю неделю буду в Нью-Йорке, а на выходные буду уезжать. Так что пиши смело по знакомому адресу.
Теперь еще. Марья прислала 30 экземпляров «Демарша». Надеюсь, это только часть. Пока что тебе полагается 10 штук. Одну книжку я в понедельник вышлю с почты 1-м классом, а девять — 4-м. Если Марья пришлет, как я надеюсь, еще, ты все получишь. <…>
Наум, я в полном цейтноте. Обнимаю. Жди книжку + еще девять. А я жду письма. Женщинам и детям — киссиз, киссиз, киссиз!
Твой С.
P.S. «Иностранка» в «Панораме» — говно. Украшением (единственным) будут твои «стансы».
С.
2 июля <1987>
Дорогой Наум! Писать как будто нечего — все обсудили по телефону. История с больницей явилась, конечно, шоком, так что не знаю даже, как дальше потечет жизнь — с ежемесячными проверками, без водки, сигарет, но зато с рекомендуемой сексуальной воздержанностью. Короче, я должен переродиться в какую-то незнакомую и малосимпатичную фигуру — тихоню и педанта. Черт с ним.
Вайль и Генис относятся к тебе настолько хорошо, насколько это позволяет их рижское происхождение и усеченный взгляд на литературу как на веселое и приятное занятие зажиточных нарядных людей. Я уже говорил и писал когда-то: отсутствие чувства юмора — трагедия для литератора, но отсутствие чувства драмы (случай Вайля и Гениса) тоже плохо.
Что касается Г. В., то он — мошенник, деньги за «Витязей» будет нелегко из Г. достать. Если ошибусь, буду рад.
Ленин адрес и телефон «Клубу песен» смело дай. Пусть договариваются сами, а мы с тобой пусть будем в стороне, ну их.
За деньги спасибо, но они у меня сейчас есть (аванс за книгу + «Ньюйоркер»), так что даже больница меня не полностью разорила. В случае необходимости возьму у тебя в долг без зазрения совести, я всю жизнь этим занимаюсь.
Пиши роман в стихах об эмиграции — в этом твое лит. бессмертие. Напиши что-то вроде «Гольдензона» [92] , но вдвое длиннее и чуть глобальнее. Необходим эмигрантский «Василий Теркин».
92
«Приключения Гольдензона Крузо» (небольшой роман в стихах) — входит в книгу Н.С. «Витязь в еврейской шкуре».
Обнимаю тебя, детей и женщин.
Твой фрэнд и братр
С.
8
Наум, дорогой! Бумаги получил, огромное спасибо. Прости, что у работающего тебя отнимаю субботнее время, чего очень не люблю по отношению к себе. Я тут с годами несколько умерил свою литературную манию, и теперь мы выходные дни проводим с ребенком. Недавно пережил гнусное урологическое обследование, но все, вроде бы, оказалось в порядке. Говорят, у Васи Аксенова что-то с почками.
Андрею Мальгину [93] («Неделя») я дал множество твоих вещей, и в частности: «Витязь», «Из Мотла Лещинера», «Монолог Гурфинкеля», «Песня певца за сценой» — про оперный театр, «Три народные песни», «Олимпийские страсти», «Народное достояние», «През. в груз. кепке», «Трест», «Происхождение видов», «Любовь», «Элегия», «Дилижансы», «Пушкин», «Точка зрения», плюс ко всему этому я дал ему, представь, себе, «Демарш энтузиастов». Он был в восторге, сказал, что все готов печатать, и так далее. Будем ждать.
93
Андрей Мальгин — московский критик, работал в еженедельнике «Неделя» (приложение к «Известиям»).
Ариозо Г., конечно, смешное, но с каким-то плебейским оттенком. Вообще, шутки вокруг обрезания должны быть как-то очень выверены. И еще, чего у тебя почти не встречается, есть приблизительные слова: «старатели, капризники, от родного переца». Не сердись. Ты написал так много точных, элегантных и смешных стихов, что тебе можно выражать и не полный восторг, тем более, что это всего лишь мой частный подход.
Сам я ничего, кроме радио-скриптов, не пишу и близок к, тому, чтобы возненавидеть печатное слово.
Обнимаю тебя и еще раз благодарю. Как-то мы давно не виделись.
Твой С. Довлатов
Письма к Андрею Арьеву
Публикуемые письма Сергея Довлатова относятся к двум последним годам его жизни. Помимо всяческих остроумных частностей, они интересны как документ, дающий представление о поре, когда запретные в нашей стране литературные имена стали появляться на страницах отечественных изданий. В свою очередь и у наших нечиновных людей прорезалась возможность выезжать за границу на симпозиумы, конференции и прочие далекие от пропаганды советского образа жизни мероприятия. С этими двумя переплетающимися сюжетами и связана публикуемая часть писем Довлатова.
В 1988 г. Сергей прислал мне из Нью-Йорка несколько своих произведений на предмет их возможной публикации. Первой удалось напечатать повесть «Филиал» («Звезда», 1989, № 10). В эти же месяцы я был приглашен на конференцию «Чувство места. Царское Село и его поэты» в Дартмутский колледж (Ганновер, Нью-Хемпшир, США), приуроченную к столетию со дня рождения Ахматовой и состоявшуюся 26–29 октября 1989 г. Как видно из писем, Довлатов вместе с работающим на радио «Свобода» Борисом Парамоновым и профессором Дартмутского колледжа Львом Лосевым этой поездке весьма содействовали.
В письмах также постоянно встречаются имена близких Довлатову людей: жены Лены, дочери Кати, родившегося в Нью-Йорке сына Коли, матери Норы Сергеевны (Степановны) Довлатовой, отца Доната Исааковича Мечика, двоюродного брата Бориса Довлатова, умершего в Ленинграде через полгода после смерти Сергея, ближайшего приятеля с университетских лет Валерия Алексеевича Грубина, нью-йоркских критиков Петра Вайля и Александра Гениса, а кроме того, имена моей жены Ани и дочери Маши. Остальные фамилии комментируются в примечаниях. В некоторых письмах сделаны небольшие купюры. Преимущественно они касаются излишне острых характеристик знакомых.