Малолетки
Шрифт:
– Потрясающе! – выдохнул Рей в восторге.
– Мне просто не понравился этот фильм! – Сара была возмущена. – Все эти драни и кровь…
– Да ничего особенного, – оправдывался Рей. – Есть картины и пострашней… похуже. – Он имел в виду получше, но не стал говорить этого. Если слишком разозлить Сару, то он не сможет даже пощупать ее по дороге домой.
Они сидели в «Пицца Хат», в том, который поменьше, около Бридлсмит Гейт. Другой, за Дебенхемом, был лучше, но у Рея остались не очень хорошие воспоминания о его посещении в такое время.
– Я не хочу выглядеть чопорной, Реймонд, но
– А какой в твоем?
– Ну, я не знаю…
– Думаю, сплошная мелодрама?
– Не обязательно. – Сара жевала чесночный сэндвич с «моцареллой» и думала над его вопросом. – Я и сама толком объяснить не могу.
– Ты имеешь в виду – что-то серьезное?
– Хорошо, если хочешь, да, что-то серьезное.
– Ну, возьми фильм, который мы только что посмотрели. Вся эта история о том, как они держали его неделями под землей в полной темноте и у него не было никакой пищи, кроме крыс, которых он сам должен был поймать и убить.
– Ну и что из этого?
Рей просто не мог поверить: «Глупая она, что ли?»
– Это показывает нам, объясняет, почему все произошло.
– Что?
– Почему он стал таким. Посвятил себя мести. Отбросил все чувства. Им двигала только месть. – Он направил на нее вилку. – Психология и прочее. Ты не можешь сказать, что это несерьезно.
– Одна средняя на глубокой сковороде с дополнительной мясной начинкой, – произнесла официантка, поставив между ними поднос, – и одна тонная, хрустящая, вегетарианская.
Рей был уверен, что Сара заказала это назло ему.
– Столик на двоих?
– Пожалуйста, – ответил Патель.
– Вы курите?
Патель повернулся к Алисон, та мотнула головой: «Нет».
– Вы не будете возражать, если я подсажу вас к кому-нибудь?
– Нет. – Патель оглядел зал.
– Как долго нам придется ждать, чтобы получить отдельный столик? – остановила официанта Алисон.
Рей уже покончил со своей пиццой, не оставив ни ломтика, доел чесночный сэндвич и почти весь салат. Теперь он сидел и отщипывал кусочки безвкусной вегетарианской пиццы Сары. С того момента, как они поспорили о фильме, она едва произнесла пару слов, если не считать недовольства, когда Рей полил соусом их салат. Она заявила, что предпочитает соус «Тысяча островов». «В следующий раз делай это сама, – подумал Рей, не ответив ни слова, – что за идиотское название – «Тысяча островов» – для салатного соуса».
– Послушай… – Он наклонился к ней.
– Да.
– Мой нож. Какого черта тебе понадобилось говорить о нем в полиции?
Алисон неожиданно умолкла в середине объяснения относительно преимуществ закладной с твердо установленным процентом.
– Вы ведь не слушаете?
– Нет, я слушаю. – Патель почувствовал, что начинает краснеть.
Алисон покачала головой.
– Вы просто уставились на меня.
– Извините.
– Все в порядке. – Она улыбнулась и протянула к нему руки. – А теперь, перестаньте играть ножом и вилкой.
– Я…
– Знаю, вы извиняетесь. Вы всегда так со всеми соглашаетесь или делаете это из-за меня?
– Простите меня. Я постараюсь быть более внимательным.
– Хорошо. – В глазах Алисон стояли смешинки. – Будьте, пожалуйста.
– Вы готовы сделать
– Хм, думаю, еще нет, не совсем, – произнес Патель.
– Да, – повернулась Алисон, – мы закажем сейчас. Патель улыбнулся, потом расхохотался.
– Я презираю такие вещи, – заявил Рей.
– Какие?
– А вон там.
Сара повернула голову и проследила за его взглядом.
– Что там такое? Я не вижу…
– Эта девица сидит с пакистанцем. – Рей состроил гримасу отвращения. – Не могу смотреть без презрения на подобные вещи.
– 15 —
– Что с тобой?
– Ничего. А что? – Лоррейн отвернулась от окна, теребя фартук.
– Я захожу сюда третий раз, и ты все время стоишь и смотришь в окно.
– Прости. – Она направилась к машине для мойки посуды, чтобы загрузить в нее вилки, рюмки, тарелки, оставшиеся после вчерашней вечеринки. Она уже не могла представить, как ее мать всю жизнь обходилась без такой машины.
– За что ты извиняешься?
– Я задумалась.
– О чем?
– Даже не знаю. Просто, ни о чем. Майкл поднял чайник, чтобы проверить, достаточно ли в нем воды, и включил его. – Так она обычно и говорила.
Лоррейн еле удержалась, чтобы не спросить «кто». Конечно же, она знала это.
– Однажды я пораньше приехал домой. Не помню точно почему. Может быть, доставлял товар кому-то поблизости. Диана стояла в гостиной. На ней были надеты обычные вещи: плащ, красный шарф – то, что она всегда носила. Она стояла у окна и держала в руках лопату, маленькую садовую лопату с синей ручкой. «Диана, – обратился я к ней, – что ты собираешься делать?» Она повернулась ко мне и растерянно улыбнулась, как будто я был последним человеком, которого она ожидала увидеть. Под плащом на ней ровным счетом ничего не было. «Что ты делаешь?» – переспросил я. «Ничего, – ответила она, – мне кажется, я ничего не делала. – А затем добавила: – Становится довольно холодно. Я не удивлюсь, если пойдет дождь».
Слушая мужа, Лоррейн не могла поднять глаза на его лицо. Она глядела на его руки, на то, как он медленно насыпал кофе в две кружки, и, когда засвистел чайник, налил кипяток, положил по одной ложке сахара и добавил молока.
– Мне было ясно, что она собирается делать. Она хотела идти копать, выкапывать Джеймса.
У Лоррейн появилось желание обнять его, прижать к груди, сказать, что все в порядке, он может не беспокоиться, она понимает, что его мучает, но все это позади и теперь все будет хорошо. Но она знала, что, если бы она поступила так, он бы отстранил ее с хмурым лицом и взглядом, говорящим: это мои переживания, и я не нуждаюсь ни в каком утешении.
Забирая свою кружку с кухонного стола, она погладила пальцами его руну.
– Прости меня. – Он произнес это, глядя в конец комнаты.
– Не за что.
– Просто, когда я вошел и увидел тебя…
– Я не Диана. – Лоррейн вытерла следы, оставленные кружками на поверхности стола. – Я совершенно не похожа на нее.
– Я знаю.
– Вот и хорошо.
Майкл сделал небольшой глоток, кофе был еще очень горячим.
– Ему было всего восемь дней, Джеймсу. Это все, что выпало на его долю.