Мальтийская цепь
Шрифт:
– Все-таки! – не удержался один из иезуитов, ударив по столу кулаком.
– Не перфектибилистов, а иллюминатов… иллюминатов, – повторил Эверанжи, обращаясь к Мельцони. – С тех пор как мы добились изгнания их из Баварии под этим именем и разгрома их шайки, пусть они так и называются.
Тайное общество перфектибилистов было основано Вейсгауптом с целью противодействия иезуитам.
– Не в этом дело! – перебил Грубер, кусая ногти. – Я уже имею сведения – мне казалось, по крайней мере, что они тут устроили свое гнездо…
– Да, – продолжал Мельцони, – у нас стало известно,
Он знал, какое впечатление должно произвести на отцов-иезуитов это имя.
– Adam Vetus! – шепотом повторило несколько голосов.
Только Грубер и Бжозовский казались спокойны.
– Я верю, что при помощи Божией и этот человек нам будет не опасен; может быть, мы справимся и с ним, – произнес первый.
Но его лицо стало все-таки неспокойно. Видимо, сообщенное Мельцони известие было гораздо неприятнее ему, чем колебание папы восстановить орден иезуитов.
19
Древний Адам.
– Однако нужно принять меры; но что сделать? – спросил Эверанжи. – Главное, нет такого человека, которого они подпустили бы к себе.
– У меня, пожалуй, найдется такой человек, – процедил сквозь сжатые зубы Грубер. – Еще что? – обратился он к Мельцони.
– Затем наши отцы находят, что пора вам приступать к деятельности, более открытой в России, пора свергнуть Сестренцевича [20] .
– Всеми бы силами души желали этого, – вздохнул Грубер, – да рано еще. Впрочем, об этом я сам напишу подробно, – и он опять вопросительно взглянул на Мельцони.
20
Богуш Сестренцевич (1731–1827) – митрополит всех римско-католических церквей в России, противодействовавший иезуитам.
– Еще, – продолжал тот, – в Италии желали бы знать, как идет дело о склонности графа Литты к русской графине, которая вернулась сюда.
«В Италии», собственно говоря, не особенно желали знать это, потому что там были дела и поважнее любви Литты, но Мельцони самому хотелось получить эти сведения. Грубер с улыбкою глянул на него и произнес коротко, не вдаваясь в объяснения:
– За этим следят.
Мельцони почувствовал себя слегка неловко.
– Относительно склонности русского наследного принца к Мальтийскому ордену тоже немалый интерес возбужден в Италии, – опять заговорил он, как бы желая переменить разговор. – Вот, кажется, все главное, а частности еще узнаете из писем.
Грубер стал распечатывать письма и, по мере того как просматривал их, передавал другим. Впрочем, некоторые он оставлял у себя, не показывая.
– Ну а теперь, – заговорил он, покончив с письмами, – докажем нашему брату из Италии, что мы тут не бездействуем и тоже имеем кое-какие сведения! – И, говоря это, он отыскал в лежавших пред ним на столе бумагах небольшой листок, весь исписанный
– Но ведь самого графа нет в Петербурге, и, с тех пор как он уехал за границу, дом его стоит заколоченным, – заметил кто-то.
– Иллюминатам отопрут его, – проговорил Грубер. – Они соберутся в доме графа Ожецкого, – повторил он, – и один из наших братьев проследит, кто будет входить в этот дом, а для того чтобы узнать, на чем решат они, от нас будет там человек, от которого мы выведаем все нужное. Вот видите, синьор Мельцони, и мы тут знаем кое-что…
Итальянец почтительно слушал, невольно удивляясь предприимчивости и предусмотрительности Грубера.
– Дело наше в России в опытных руках – я вижу теперь, – произнес он вслух.
Грубер самодовольно улыбнулся.
Когда они наконец разошлись, Мельцони вышел из кондитерской задним ходом вместе с Грубером, который показывал ему дорогу. Они вышли не на Миллионную, а на пустынный берег Мойки. Снег, начинавший подтаивать и покрываться гололедицей, не блестел уже своею серебряною белизной. Темные деревья по другую сторону Мойки качались и шуршали обледенелыми ветками.
– Боже мой, как тут неприветливо у вас! – проговорил Мельцони, скользя на каждом шагу и стараясь идти как можно осторожнее, чтобы не упасть.
– Ничего, – успокоил Грубер, – скоро начнет уже совсем таять и наступит весна. Здесь она очень грязна, но за городом хорошо. Ведь первая неделя поста близка.
– А скажите, отец, исповедь католиков в чьих руках здесь?
– Официально она в руках клевретов Сестренцевича, но много верных сынов католической Церкви приходит и к нам…
Они сделали круг и вышли на Миллионную.
– Ну, теперь вы найдете дорогу? – спросил Грубер.
– Да. А вы куда?
– Я к графу Литте; мне нужно повидаться с ним.
– А вы с ним в хороших отношениях? Вы видитесь? – спросил Мельцони.
– Конечно… да, в хороших отношениях, – подтвердил Грубер, прощаясь с ним.
И они разошлись.
III. Лавка бриллиантщика
Только очутившись один на улице, в своей карете, Литта, выйдя от Мельцони, тяжело вздохнув, почувствовал, что новое, неожиданное горе взвалилось ему на плечи. Он не мог не поверить полученному известию. В самой Франции уже давно были отобраны все земли дворян и духовенства, дело теперь дошло и до Северной Италии, из которой образована была Цизальпинская республика.
– О, Боже мой, Боже мой! – проговорил граф, силясь сообразить, что ему делать теперь.
Однако нужно было подумать, как управиться с делами и расплатиться хотя бы с теми долгами, которые были сделаны уже в надежде на получку денег.
Один долг – старику Шульцу, который поверил ему свой крест без всякой расписки, – особенно беспокоил графа. В счет этого долга была уплачена только часть, остальное нужно было уплатить.
«Да, уплатить или вернуть крест», – решил Литта и, обрадовавшись, что он может разделаться еще с этим долгом, велел ехать в Морскую, к лавке бриллиантщика.