Мальтийский крест. Том 2. Черная метка
Шрифт:
— Вы — позёр? — сделал свой ход президент.
— Естественно, но не только. Как же иначе? Будь я ботаником-интравертом, рискнул бы броситься в такую авантюру? Но, действительно, пора и к делу. Если совершенно в нескольких словах, то так: я истинный патриот России, имеющий достаточное число единомышленников, в определённой мере разочарован вашей деятельностью на своём посту. Хотя в целом поддерживаю, так сказать, Генеральную линию, — счёл нужным уточнить Вадим. С лёгкой такой, едва уловимой усмешечкой, с которой получал некогда приз за скоростную стрельбу из пистолета от начальника политуправления округа.
— Неприятно слышать такую оценку. От вас. От других много гораздо худшего наслышался.
«Как же он задет, —
И вдруг прямо в лоб — следующий тычок. От неизвестной личности, явно в этом раскладе доминирующей. И ничего нельзя сделать. Отключиться не получилось. Встать и уйти — жалко выглядеть будет. И где гарантия, что все остальные телевизоры в доме не продолжат сеанс, причём — невзирая на посторонних. Если жена увидит, ладно, а если… То есть терпеть придётся. Пока собеседник не скажет всё, что хочет».
Ох, как не завидовал сейчас Ляхов-первый президенту великой державы…
И тут же остановил полёт вдохновлённой Шульгинскими апориями и антиномиями мысли, тем более что напротив него сидел Секонд, слушал беседу и откровенно развлекался, то растягивая рот до ушей, то подмигивая. И вдруг сделал пальцами давний, с юности понятный обоим секретный жест.
Точно. Следует остановиться и позволить собеседнику сделать собственный ход. Одно дело — заводить главаря пацанской группировки с соседней улицы, совсем другое — такого человека.
— Вы мою оценку в голову не берите. Это я тоже под влиянием плохо контролируемых эмоции сказал. Давайте взаимно успокоимся, я сначала о сути своего изобретения расскажу, об устройстве для пространственно-временного совмещения сколь угодно удалённых друг от друга точек мирового континуума. Ничего особенно сложного вся разница лишь в том, что у нас на Земле до последнего времени такие вещи можно было проделывать с двухмерными объектами из третьего измерения, а мы оперируем трехмерными — через четвёртое. Всего лишь. По ходу изложения можете задавать интересующие вас вопросы… Кое о чём, попутно, и сами догадаетесь…
— И всё-таки — что вы мне собрались предложить? — спросил президент, когда Фёст закончил говорить, почти докурив сигару. Понятное дело, ему восхититься открывшимися перспективами и виртуально кинуться на шею с криком «Спаситель ты мой» — никак невозможно. Не той психологии люди, достигшие подобных постов. За крайне редким исключением.
Придётся сказать впрямую.
— Вы наверняка читаете хоть какую-то прессу? Если только для вас не печатают газеты в единственном экземпляре, как для умирающего Ленина, и не гонят по ТВ личный канал. Знаете, что происходит в стране? Нет, я не о вообще всём, что происходит. Меня, с моим складом мышления и усвоенной из трудов Ленина идеей о необходимости искать то звено, за которое можно вытащить всю цепь, в данный момент больше всего интересует и тревожит коррупция. Готов согласиться, что для России это естественный образ жизни и образ мысли. Но должны ведь быть какие-то рамки! Ничего не имею против того, что гаишник берёт с водителя сотню, чтобы тому не толкаться в очереди в сберкассу. Вы пробовали когда-нибудь заплатить штраф на законных основаниях? Очень советую. В виде Гарун-аль-Рашида. И сотня водопроводчику беды не представляет. Ему хорошо, и вам удобно. Я о другом.
Вас действительно не удивляет и не оскорбляет ситуация, когда заместитель министра обороны или глава субъекта Федерации разводит руками перед вами или даже перед судом: «Не знаю, не могу объяснить, куда делись сто миллионов долларов. Да и были ли они вообще?» И отделывается публичным порицанием или, что верх жестокости —
Вы же юрист, не технократ какой-нибудь, должны знать, что сие даже за пределами нашего довольно дурацкого Уголовного кодекса. И вы на то спокойно смотрите… Второй пример — из казны просто так исчезают пять миллиардов раскрашенных бумажек, и ведомства, поставленные на то, чтобы найти расхитителей и жестоко наказать, начинают азартно мешать друг другу вести расследование. Не останавливаясь ни перед чем. Трупы уж точно не считают. Хотя в чём вопрос? Вот отправитель суммы, вот получатель. Посадите обоих и всю промежуточную цепочку в банальную пресс-хату, [11] о существовании каковых вы тоже должны знать, до нынешнего поста какие-то книжки читали. Дня через три получите полную картину всех трансферов и трансакций на вверенной вам территории. Под угрозой пожизненного заключения мало найдётся железных людей, замкнувших рот на замок, а ключ выбросивших в канализацию.
11
Пресс-хата (к средствам массовой информации отношения почти не имеет) — жаргонное наименование камеры в СИЗО, где с помощью сотрудничающего с администрацией уголовного элемента не вполне законными методами получают признание (или информацию) по всем интересующим следствие вопросам.
Этого не делается. Вот почему, господин президент, у меня и моих друзей появились серьёзные претензии лично к вам. Вы что, ни о чём действительно не знаете? Или отчётливо понимаете, что проявить политическую волю вам просто не позволят, оттого и предпочитаете махнуть рукой? Пусть всё идёт, как идёт?
Третий вариант я предпочитаю не рассматривать, — эту фразу он произнёс с печалью и сожалением в голосе. Сам, мол, додумывай, о чём я.
Ляхов-первый, словно бы сам донельзя выбитый из колеи своим монологом, принялся раскуривать новую сигару, а Второй показал ему большой палец.
— Если бы мы считали, что вы относитесь к тому же клану, никто не захотел бы с вами разговаривать. — Фёст глубоко затянулся, что категорически не допускалось правилами хорошего тона. — Вопреки мнению некоторых товарищей, я постарался доказать, что вы не безнадёжны…
— Спасибо, большое спасибо, — всё ещё держал марку президент. Но стоило это ему почти уже непомерных усилий.
— Да вы расслабьтесь, — сказал Фёст. — Я как врач советую. Прямо сейчас примите грамм полтораста, сразу легче разговор пойдёт. На публике, может, и неудобно, а для себя — вполне. Ни Черчилль, ни Ататюрк, ни Маннергейм не брезговали. Хотите — угощу.
Он подвернул верньер, привёл аппарат в режим «одностороннего окна» и поставил на телевизорный стеклянный столик в комнате президента бутылку «Курвуазье».
— А это могла быть и граната, вы согласны? — Фёст позволил себе сочувственную усмешку. — Четыре секунды — и новые выборы назначай.
Клиента нужно дожать, учил Александр Иванович. Это удалось вполне. Более растерянного человека Вадим в своей офицерской и прочей жизни, пожалуй, не видел. Одно дело — слышать разглагольствования странного типа о перемещении предметов через пространство и время, другое — увидеть подобный фокус наяву. По-прежнему не верится — встань, возьми, попробуй…
— Что вы пить из подаренной мною бутылки не станете, я догадываюсь, — сказал Фёст убедительным тоном. Ему нужно было перевести собеседника в уровень равноценного общения. И это, похоже, удавалось.
— Забудьте на минутку, кто вы и кто я. Поговорим, как простые солдаты. Я по званию полковник медслужбы, в основном в морской пехоте служил, близко к этому, пусть и Верховный Главнокандующий, исходя из должности. Скажите мне, опять же, как врачу, вас очень мучает комплекс Павла Первого?
— Это вы о чём?