Мальтийский жезл
Шрифт:
Привыкшему к походным шатрам полководцу было тесно в адмиральской каюте. Он любил размышлять на ходу, пусть хотя бы шагая из угла в угол каморки. Здесь же нельзя было сделать ни шагу, чтобы не споткнуться о какой-нибудь пуфик. Прихотливо выгнутые комодики из розового дерева, ковры, фламандские гобелены — к чему вся эта будуарная роскошь на боевом корабле? Даже читать и то было затруднительно: рассеивалось внимание. Давили низкие золоченые потолки, глаза слепило мелькание света, раздробленного в зеркалах и хрустальной разгранке, на бумагах и картах дрожали радужные пятна.
Почтительно посторонившись, Брюэс с прижатой локтем треуголкой поднялся по трапу.
Эскадра шла развернутым строем
— Горизонт чист, — доложил адмирал, складывая блеснувшую латунью трубу.
Море, расчерченное квадратами вант, было на диво спокойным, словно версальские пруды. Легкий попутный ветер гудел в крыльях флагманского брига нервной бодрящей струной. Разливалась знакомая музыка вдохновенного нетерпения. Все было пронизано упоением взлета: всхлипы чаек, кружащих над кильватерной пеной, шелест и всплески взрезаемого форштевнем отвала. И сверкание соляной пудры на кнехтах и кабестанах. И упоительная горечь на воспаленных губах.
Брюэс едва поспевал за Наполеоном, который в яростном порыве вымерял доски от бизани до грота.
— Мальта — крепкий орешек, — напомнил адмирал, улучив подходящий момент. — Турки обломали на нем клыки.
— Когда это было? — дерзко усмехнулся Наполеон. — Когда это было, я вас спрашиваю, мой друг? Мы создали совершенно новую армию, навязали миру невиданную стратегию боя, и он рушится в обломках и дыме у нас под ногами, Брюэс!
— Понимаю, мой генерал, однако специфика морских сражений…
— Вы правы, — холодно остановил его первый консул. — Перемены не должны ограничиться полевым театром, пора заняться морем. Уверяю вас, что я займусь этим, закончив египетскую кампанию. У меня будет новый военный флот и, конечно, адмиралы, с которыми я найду общий язык.
— Вам достаточно приказать, и я тотчас велю проложить курс на Мальту, — дрогнув подбородком, поджал губы Брюэс. — Просто я считал своим долгом предостеречь…
— Прекрасно, прекрасно, адмирал, я своевременно оповещу вас о принятом решении.
Наполеон отдавал себе отчет в сопряженных с осадой трудностях. Они усугублялись еще и тем, что штурм мальтийской крепости, если до этого дойдет, должен осуществиться малыми силами и с минимальным для французов уроном, иначе под угрозой окажется главное — предстоящий поход. Кроме всего, вознесенный революцией артиллерийский капитан не чуждался истории и помнил о преподанном туркам уроке и прочих победах рыцарского флота.
Но, вопреки пересудам иных недальновидных современников, Мальта отнюдь не явилась для него случайной прихотью, минутным капризом. Рыцари держали в руках ключи ко всем средиземноморским коммуникациям. В случае успешного овладения североафриканским плацдармом Мальтийские острова могли стать одним из главных оплотов грядущей мировой империи. Наконец, никак нельзя было сбросить со счетов и чисто политические факторы.
Феодальные реликты, в виде суверенного военно-монашеского ордена, бросали вызов новому миропорядку, который устанавливался повсюду под грохот орудий и свист пуль. Римскому папе, который и без того был напуган до смерти, следовало обрубить когтистую лапу. Религия не должна вмешиваться в политику, тем более такими активными средствами, как армия и флот. Как говорится, богу богово, а кесарю кесарево.
Существовал еще один аспект, притом крайне серьезный. Зная об интересе, проявленном русским императором к мальтийским делам и предпринятым в этой связи дипломатическим акциям, Наполеон лелеял надежду разбить англо-русский комплот.
Для успешного проведения в жизнь намеченного им и Талейраном порядка действий требовалось перво-наперво заполучить Мальту. Этого было вполне достаточно, чтобы дать лишку в несколько сотен морских миль. Только Нельсон мог разрушить далеко идущие и тесно
Вопрос, таким образом, был решен еще загодя.
Получив соответствующее указание, Брюэс дал капитану «Орьяна» новый курс и распорядился просигналить на другие суда.
Тринадцать линейных кораблей и четыре фрегата послушно уклонились к западу. Остальные продолжали держаться прежнего румба.
Располагая десятитысячным войском и тысячью с небольшим артиллерийских стволов, Наполеон не мог, конечно, не думать о поражении, которое потерпела куда более крупная армия Блистательной Порты. Но недаром в ответ на напоминание он коротко бросил: «Когда это было?» Ветры грядущего века бились в складках трехцветных знамен, а мальтийский крест уже давно принадлежал истории. Его место было среди музейного хлама.
И в самом деле, семь столетий слишком долгий срок, чтобы не состариться, не проржаветь, не превратиться в окаменевший реликт.
Когда были потеряны последние надежды удержать святую землю, рыцари переселились на Кипр, где создали сильное централизованное государство с лучшим по тем временам флотом. Не прошло, однако, и двадцати лет, как оно из-за внутренних распрей распалось, и госпитальеры [110] вынуждены были перебраться на остров Родос, после чего их стали называть «родосскими братьями». Турки, ставшие в пятнадцатом столетии властителями Средиземноморья, атаковали остров, и вновь рыцари, оставшись без крова, отправились по миру в поисках приюта. Они побывали на Крите, попробовали бросить якорь в Мессине, Втербо, пока, наконец, не осели на Мальте. Получив из рук императора Карла Пятого Мальту вместе с прилегающими островами Гоцо и Комино, братство трансформировалось в Мальтийский орден святого Иоанна Иерусалимского.
110
Госпитальеры (или иоанниты) — члены военно-монашеского католического ордена, созданного в Палестине крестоносцами в начале XII в. Иоанниты играли видную роль в крестовых походах. После вытеснения крестоносцев с Востока перенесли свое местопребывание на Кипр (1291), в 1306—1308 гг. утвердились на о. Родос, с. 1530 г. — на Мальте, с этого момента стали называться Мальтийским орденом. Орден продолжает существование и в настоящее время.
Оно по-прежнему оставалось своего рода Духовно-рыцарским суверенным государством во главе с гроссмейстером, которого титуловали «ваше преимущественное величество», но стали иными цели и политические амбиции. Ни о призрении страждущих, ни о гробе господнем не было больше речи. Рыцари, объявив себя форпостом христианства против Турецкой империи, обязались защищать Средиземное море от султана и корсаров Магриба. Сражались они самоотверженно, оказав бесценные услуги и Карлу, и Филиппу Второму. Орден достиг апогея славы, победоносно выдержав четырехмесячную осаду и заставив уйти восвояси многочисленный турецкий флот и сорокатысячную армию. Рыцарским гарнизоном в девять тысяч человек командовал гроссмейстер Жан-Паризо де Ла Валет, чье имя было присвоено затем столице островного государства. Как это часто случается, высший взлет явился началом падения. Железная дисциплина ослабла, вспыхнули межнациональные распри, рыцари, погрязнув в пороках, начали обогащаться за счет местного населения. На фоне всеобщего разложения, коррупции и упадка проявилась полнейшая неспособность гроссмейстеров справиться с положением. «Преимущественные величества» теряли реальную власть, чем ловко воспользовались иезуиты и святейшая инквизиция.