Мальтийское Эхо
Шрифт:
– Доброе утро, - сказал Андрей.
– Доброе. Как вы, Андрей Петрович, провели ночь?
– Бабуля была в добром расположении духа.
– Спасибо, отлично выспался.
– Летом мы рано ложимся и рано встаем.
– Мне такой режим вообще по душе, - ответил Андрей.
– Прошу вас.
– Она не указала на стул, а сделала рукой обычную дугу приглашения.
В столовую вошла Ирина, легко вкатив две тележки с завтраком. От кастрюлек шел горячий аромат!
– Доброе утро, Андрей Петрович, - с бабушкой она, видимо, уже виделась.
– Доброе утро, добрая фея, - улыбнулся Андрей - Позвольте полюбопытствовать, где раздобыли скатерть-самобранку?
– Готовит Анна Никитична во флигеле. Иногда я ей помогаю. А Дмитрий Платонович подвозит все к дому.
Завтрак был обильный. Каши необыкновенно вкусные. Были и нарезки колбас, сыров, булочки, пирожки и соки. От пирожков было трудно оторваться.
– Нужно вашей Анне Никитичне воспеть какую-нибудь кулинарную оду. Напишу сегодня, - расплылся в улыбке Андрей, пережевывая шестой пирожок.
– Пейте чай, Андрей Петрович, - добродушно сказала Мария Родиславовна.
– Чай у нас особенный. Вера привозит из Петербурга. Ее поклонник работает на таможне, контрабандистом, - и хохотнула.
Очевидно было, что у бабули и чувство юмора есть.
– А есть ли кофе?
– Спросил Андрей.
– Кофе вредно, настоящего в доме нет. Что-то во флигеле есть, для кулинарных целей. Могу принести, - сказала девушка.
– Нет, нет, спасибо. Раз таможня не дает "добро" на кофе, будем пить чай, крепкий.
Андрей посмотрел на Марию Родиславовну. Лицо у той было сосредоточенным. И она тоже смотрела на него. Изучающее. Прямо в глаза.
– Вас, Андрей Петрович, все ваши годы беспокоит ваш Дар, он и причина ваших болезней.
"Вот Ирина! Вот болтушка! Нельзя доверять девушкам!"
– Внучка здесь ни при чем, - прочитала мысли пожилая женщина.
– Она мне ничего про это не говорила. Нам, во-первых, о вас рассказывал Геша. Он тоже умел Видеть. Во-вторых, ваши глаза время от времени фокусируются в одну точку, и вы тоже начинаете Видеть. Это точка Алефа.
– Дорогая Мария Родиславовна! Стоит ли так драматизировать в восемь утра?
Эту фразу Андрея она пропустила мимо ушей и продолжила.
– С утра до обеда мы работаем. Обед в два часа. Работа над материалами Георга очень непроста. Вы ведь пока прочли лишь первую тетрадь, там особых секретов нет. Это введение в "Канал времени".
"Пиковая дама" в своем амплуа.
– Профессор "копает" очень глубоко и на больших просторах пространства и времени. Мне интересно, - сказал Андрей.
– Копают археологи, а историки и философы Видят, - поправила пожилая женщина, - ко мне можно обращаться пани Мария.
Андрей поблагодарил за завтрак и, уходя, спросил разрешения поработать в саду.
– Я там усмотрел симпатичную ротонду.
– Конечно, - ответила Ирина.
– Я сама люблю там читать. Я схожу ненадолго во флигель помочь там кое в чем и к вам присоединюсь, с вашего разрешения.
– Отлично!
Андрей ушел к себе в комнату, взял тетради Г.Н. и неспешно прогулялся до беседки. Она стояла в глубине сада, и из нее усадьба совсем не просматривалась из-за деревьев. А вот ряд строений неподалеку (видимо, флигель и хозпостройки) были видны отчетливо.
Он читал. Читал опять с необычным душевным подъемом. Этот душевный подъем передавался ему от профессора, который буквально источал своими записками запах
Во второй тетради профессор время от времени возвращался к главному в записках - Византии. Сложные и непонятные Андрею споры на первых Вселенских Соборах IV-IX веков, как сгущавшиеся и чернеющие тучи, вели к расколу в 1054 году Западной (римско-католической) и Восточной (греко-православной) церквей.
Андрей оторвался от чтения и немного прошелся в раздумьях. Не давала покоя очередная записка учителя для него: "Как-то слишком внезапно наука перешла с латыни на арабский. Поговорите об этом с Верочкой, она превосходный филолог и лингвист. Знает несколько языков, в том числе латынь и арабский. И коль скоро я упомянул Веру Яновну, вы, Андрей, должны знать, что именно ей мы с Марией поручили разобрать семейный архив наших предков, и особенно... этот клочок древнего Пергамента...".
Далее текст в записке был тщательно зачеркнут, и в конце лишь: "Я умышленно оставляю в рукописи пустые строчки и листы, предлагаю вам с Верой при необходимости их заполнить".
Впечатляла фраза "семейный архив". "Сохранили! А как вам "клочок древнего Пергамента"? Ну, доберусь я до этого клочка!" - подумал Андрей Петрович.
В записках было много спорного. Бывало, касаясь тонкостей и темных пятен истории и работая лишь с Андреем, учитель цитировал А. Дюма: "История - это гвоздь, на который можно вешать свои картины". Андрей, когда писал повесть об апостоле Павле, прекрасно понимал, что дает критикам повод воспользоваться "ножом и вилкой". И, тем не менее, сам, вороша "темные ретроспективы", успокаивал себя афоризмом некоего мудрого человека, что "ложь расположена ниже правды, но художественный вымысел - выше"!
Андрей Петрович вернулся в беседку. Там сидела Ирина, очень задумчивая.
– Ох, извините, Андрей Петрович, я вас не заметила. Вот с удовольствием читаю вашу повесть.
– Да это вы меня извините, - улыбнулся Андрей.
– За что?
– Оторвал от удовольствия.
– А как ваши успехи?
– Она взглядом показала на тетради.
– Первую и вторую полосу препятствий я, кажется, прошел.
– Иронизируете, как обычно. А вообще, вы молодец, прочли две тетради. А я вот историю знаю поверхностно, да и Бог не дал мне столько таланта, как сестре.